Так что первым делом Лиля выхватила курильницу. И от души грохнула об пол, разметав содержимое по полу.
Уберут!
Мужчины обернулись на нее с искренним возмущением, но прежде, чем кто-то успел рот открыть, Лилиан Иртон перешла в атаку.
— Ваше сиятельство, я сразу же…
— Значит, так. — Голос Лили не предвещал ничего хорошего. — Вы, господа, сейчас вымоетесь, выстираете свои шмотки, и чтобы я ни одного из вас не видела грязным рядом с больным. Это первое. Второе. Прежде чем явиться сюда, будете получать разрешение либо от меня, либо от Тахира. Любого, кто придет сюда в наше отсутствие, я прикажу схватить как отравителя. И третье. Подробно напишете мне, чем и как лечили мальчика. И предоставьте образцы лекарств. А сейчас — вон!
Сказано было увесисто. А может, убедительности словам придали двое вирман, которые примчались в лазарет вслед за графиней и сейчас ненавязчиво поигрывали топорами.
Старцы попятились к двери, даже и не думая убрать за собой.
Лиля проследила гневным взглядом ошметки грязи, падающие с их обуви. Ей-ей, она бы сейчас приказала вирманам вытереть этими придурками пол. Но с кровати раздался то ли вздох, то ли стон — и графиня забыла обо всем, кроме пациента.
Метнулась к кровати, опустилась рядом на колени.
Мальчик открыл глаза и смотрел вполне осмысленно.
— Кто вы…
— Я — графиня Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон. Вы в моем доме.
— Мое имя Амир Гулим. Я старший сын Великого Хангана от его любимой жены Гизьяр.
— А еще у вас сильное отравление. Ну не настолько сильное, как я опасалась. Но все равно приятного мало. И лечиться придется долго и упорно.
В глазах мальчика (ну не могла Лиля воспринимать его как взрослого человека, ребенок ведь! Больной ребенок!) что-то блеснуло.
— Я полагал, что моя болезнь неизлечима.
— Не стану лгать, я ждала худшего. Но постараюсь не дать вам умереть. Хотя опасность очень велика.
— Если вы поможете мне, мой отец…
Лиля прикрыла рот мальчика ладонью:
— Помолчи. Сначала выздоровей. А сейчас я буду тебе осматривать. А ты будешь говорить мне, где болит. Понял?
Амир кивнул. Неуверенно… еще бы, откуда ему знать про пальпацию, перкуссию, аускультацию — до этих методов здесь еще лет пятьсот расти…
Лиля откинула одеяло — и принялась прощупывать пациента.
— Здесь — больно?.. А здесь?.. А вот так?..
Парнишка краснел и бледнел, но отвечал честно. Задергался он, только когда Лиля стащила одеяло до конца и принялась пощупывать живот.
— Да лежи ты смирно, тоже мне скульптура нашлась, было бы чем любоваться… можно подумать, я голых детей не видела, — проворчала Лиля.