Гэм погасила огонек и тотчас выпустила руку Сежура. Резко вздрогнула и пробормотала:
– Я не знаю… не знаю… Идем, пусть луна выбелит нам кровь, она холодная, и ее свет убивает… Расстреляй ее на куски и прыгни в омут ночи…
Она тряхнула Сежура за плечи, и он сдался. Бледный как смерть, взял ее, а когда она на миг открыла глаза, прошептал, словно успокаивая ее и себя:
– Дело не в этом… не в этом…
Но Гэм, измученная загадками, вырвалась от него, выпрямилась, прижалась щекой к его лицу и сказала:
– Убей меня… – Крикнула: – Убей меня…
– Никогда! – воскликнул он и едва не задушил ее ласками, его будто подменили, а она пробормотала в подушки:
– Я знаю человека, который сделал бы это… – И вдруг разрыдалась и плакала до самого утра.
* * *
На паруснике, когда они плыли обратно, Сежур сказал:
– В Гонконге вы сойдете на берег и возьмете билет до Сингапура.
– Да, но откуда… – удивилась Гэм.
– Это чувствуется. – Минуту-другую Сежур молчал, а потом вдруг сказал: – Прошу вас, останьтесь со мной. – И заметив ее изумленный взгляд, поспешно продолжил: – Вы стали нужны мне. Вы оказались сильнее моей системы мира… Она уже не бесполюсна. Я две ночи думал, прежде чем заговорил с вами. Да и сейчас мне очень трудно. Поэтому я приведу пример. Мощный ток отключил мои аккумуляторы. Этот ток высосал их, а я и не заметил. И вот он уходит прочь, а мой двигатель не работает, потому что аккумуляторы разрядились, обессилели. Механизм не действует, когда нет тока… Мои аккумуляторы не заработают никогда, они пусты. Я говорю это с трудом, ценою жертв: если вы уйдете, механизм сломается…
Гэм смотрела на корму. Китайцы, оживленно беседуя, ели рис из красных лаковых чашек. Все казалось таким незыблемым, да-да, незыблемым…
– Я и это знаю, – медленно проговорила она, – и все же уйду… Конечно, тяжко и печально, что от этого что-то сломается… но я уйду, ведь иначе нельзя.
Среди грез этого плавания Гэм неожиданно явилось видение – словно кадр контрастного фильма, оно вдруг упало в сумрак ее туманных надежд: не цели определяют бытие, и не пути. А только напряженности. Многообразие излучений и связей в генераторе подземных струй. Человек был трубкой Гейслера, [24] что светилась под током. Долгое напряжение – вот каков ее путь. Если искать цель, в путь отправляться незачем. Удовлетворения не будет – сколь ни изощряйся в софизмах. Когда ставишь себе цель только ради пути, в ней непременно присутствует забавная осторожность обманутого, который поумнел и не хочет еще раз обмануться. Все дозированное, осознанное, разграниченное, отмеренное попахивает школярской ученостью и вызывает отвращение. Идущий ради самого пути никогда не имеет кругозора, тонет в отдельных деталях. Лишь тот, кто чувствовал напряженность, распознавал степени различий, воспринимал перемены не как трагичность, а лишь как широкий размах напряженности, – только такой человек достоин тягаться с жизнью. В напряжении, в размахе все полет, все достижимо – самые дальние моря, самые чужие берега… и наконец ты летишь в беспредельной синеве…