Преподобный Троуэр взглянул на свои руки, потом перевел свой взгляд на деревья,. Каким-то образом он прошел уже полмили от дома Миллеров. И даже не надел свое тяжелое пальто.
Теперь он увидел правду, как она есть. Ему так и не удалось одурачить дьявола. Сатана легко, как пушинку, переместил его сюда и не позволил убить Зверя. Троуэр упустил случай добиться величия. Он рухнул на холодное черное бревно и горько зарыдал.
Калли зашел в комнату, неся инструменты над головой. Мишур уже был готов крепко зажать ногу, когда старый Троуэр ни с того ни с сего вскочил и вышел из комнаты с такой поспешностью, как будто ему срочно понадобилось в уборную.
«Преподобный Троуэр», закричала Ма. «Куда же вы?»
Но Мишуру теперь все было ясно. «Пусть идет, Ма», сказал он. Они услышали, как открылась входная дверь дома и раздались звуки тяжелых шагов священника на крыльце.
«Калли, сходи закрой входную дверь», сказал Мишур. На этот раз Калли послушался без пререканий. Ма посмотрела на Мишура, потом на Па, потом опять на Мишура. «Я не могу понять, почему это он вот так вот взял и ушел».
Мишур едва уловимо усмехнулся ей в ответ и посмотрел на Папу. «Ты ведь знаешь, правда, Па?»
«Может быть», сказал он.
Мишур объяснил матери, «Эти самые ножи, и пастор, штука в том, что они не могут быть в этой комнате одновременно с Алом-младшим». «Но почему?», сказала она. «Он же собирался проделать эту операцию!»
«Ну, так теперь он точно этого не сделает», сказал Мишур.
Нож и костяная пила лежали на одеяле.
«Па», сказал Мишур.
«Только не я», сказал Па.
«Ма», сказал Мишур.
«Я не могу», сказала Фэйт.
«Ну ладно», сказал Мишур. «Кажется, придется мне стать доктором». Он посмотрел на Алвина.
Лицо мальчика было смертельно бледным, что выглядело еще хуже, чем когда на нем был горячечный румянец. Но он смог выдавить из себя что-то вроде улыбки и прошептать: «Мне тоже так кажется». «Мама, ты будешь сдвигать отрезанный кусок».
Она кивнула.
Мишур поднял нож и приложил его к нижней линии метки.
«Мишур», прошептал Ал-младший.
«Да, Алвин?», спросил Мишур.
«Я смогу терпеть боль и молчать, если ты будешь свистеть». «Если я буду в это время резать, то насвистывать песню не смогу. Только то, что взбредет в голову».
«Не надо песню», сказал Алвин.
Мишур посмотрел мальчику в глаза и решил, что он должен делать так, как он говорит. В конце концов, речь идет о его ноге и если ему нужен посвистывающий доктор, то он его получит. Мишур глубоко вздохнул и начал свистеть, просто так, без всякой мелодии. Он снова приложил нож острием к черной линии, и начал надрез. Сперва неглубоко, потому что услышал, как Алвин со свистом втянул в себя воздух.