Тех, что взяли его, было, как и полагается, семеро. Септ – типовой отряд дампов с типичным вооружением. Два стрелка-арбалетчика, два воина с копьями, двое с палашами и мечник во главе. У главаря этого септа был длинный двуручный меч, который он нес за спиной, как предпочитал это делать Зигфрид. И у каждого на поясе – длинный кинжал для ритуального самоубийства. Это на случай опасности захвата в плен. В общем, ребята, начисто лишенные чувства юмора. С такими и говорить не о чем.
Книжник уже догадывался, что с ним произойдет. Если не прикончили сразу, значит, его ждет худшее: сожрут заживо. Есть у дампов такой гастрономический изыск, когда ко вкусу свежего мяса прибавляются крики и страдания «пищи». Причем они умудрялись объедать жертву практически до костей и вытягивать большую часть внутренностей, сохраняя при этом несчастного в сознании, не давая отключиться от болевого шока. Что и говорить, ребята знали толк в извращениях.
Такой участи Книжник себе не желал. Но он и не боялся: Зигфрид все-таки научил его останавливать сердце. Пожалуй, это самый страшный и ценный дар, который он получал в жизни. Кроме того, можно выхватить кинжал из-за пояса ближайшего дампа – и вонзить себе в грудь или в горло…
– А ну, не дергайся! – произнес над ухом сиплый голос. – На куски порублю!
Надо же – эти гады уловили его намерения по одному лишь взгляду! Страха по-прежнему не было, зато неизвестно откуда появилось не свойственное семинаристу нахальство:
– Да я и не дергаюсь. Куда я от вас денусь? Одному в этих местах страшно, так что спасибо, вы вовремя появились.
Шедший слева дамп с каким-то мешком на голове повернул к нему уродливое подобие лица. Собственно, из лица были видны только гнилые лоскуты губ да глаза, пялившиеся из неровных прорезей, пропитанных на краях кровью и гноем. Все тело дампа, перемотанное лоскутьями мешковины, было в таких же кроваво-гнойных подтеках.
– Смелый, да?
– Я? Да что вы. Был бы смелый – к вам в отряд записался бы.
– Не думаю, что тебе это понравится, умник.
– Неужели? А судя по вам не скажешь – вы вроде как вполне себе бодрячком!
Книжник откровенно нарывался, будто удар в лицо или по печени помог бы снова ощутить ценность собственной жизни. Но дампы почему-то не отреагировали. Это было странно и настораживало еще больше – как и все, что не имеет разумного объяснения.
Коридоры трибун сменились длинным ходом, вырытым вручную прямо в грунте, без облицовки и укрепления стен. Здесь было трудно дышать от влажности, тяжелого запаха земли и дыма факелов. Путь вел все глубже, как нора гигантского земляного червя.