Борегар все понял. Его слабость исчезла.
— Я просмотрела записи, — Женевьева похлопала по стопкам на столе. — Все жертвы проходили через это место.
Он вспомнил ход мыслей Морана.
— Все пути сходятся в Тойнби-Холле, — сказал он. — Друитт и ты работали здесь, сюда привезли Страйд, места убийства расположены по кругу вокруг приюта. Ты говорила, все мертвые женщины лечились здесь…
— Да, за последний год или около того. А может, Моран прав? Может, это все-таки был Друитт? Убийств больше не случалось.
Борегар покачал головой:
— Это еще не кончилось.
— Если бы только Джек был здесь.
Он сжал кулак:
— Тогда мы бы схватили убийцу.
— Нет, я имею в виду Джека Сьюарда. Он лечил всех этих женщин. Он мог знать, не было ли среди них что-то общего.
Слова Женевьевы проникли в его разум, и молния пронеслась перед глазами. Неожиданно он все понял…
— Сьюард — вот что между ними общего.
— Но…
— Джек Сьюард.
Она покачала головой, но Чарльз мог сказать, что Женевьева видит то же, что и он, быстро все понимая. Их разумы вместе спешили к разгадке. Она знала его мысли, а он — ее. Оба вспомнили, как Элизабет Страйд схватила Сьюарда за лодыжку. Она старалась объяснить им что-то. Пыталась указать на личность своего убийцы.
— Доктор, — произнесла Женевьева. — Они доверяли доктору. Вот как он подбирался к ним так близко даже тогда, когда паника достигла наивысшей точки…
Сейчас она возвращалась мыслями в прошлое, сотни крохотных деталей выплывали на свет. Множество маленьких тайн получили ответ. Вещи, которые Сьюард сказал или сделал. Отсутствия, отношения. Все объяснялось.
— Мне говорили, что с доктором Сьюардом что-то не так. Проклятье, какой я была глупой, не слушала, черт, черт… — Она постучала кулаком по лбу. — Я же должна видеть людские разумы, сердца, а я даже не обратила внимания на Артура Моррисона. Я — самая большая дура, когда-либо жившая на свете.
— А здесь дневников нет? — спросил Борегар, пытаясь отвлечь ее от приступа самоуничижения. — Частных записок, заметок, хоть чего-нибудь? Люди с маниями обычно не могут не вести отчета своим деяниям.
— Я просмотрела все бумаги. Там лишь самый обычный материал.
— Запертые ящики?
— Только фонографический шкаф. Восковые цилиндры очень хрупкие, и их надо защищать от пыли.
Борегар снял крышку с хитроумного устройства. Он открыл ящик на стойке, расщепив хрупкий замок. Цилиндры лежали в специальных трубах с аккуратными подписями, нанесенными чернилами.
— «Чэпмен», — громко прочитал он. — «Николс, Шон, Страйд/Эддоус, Келли, Келли, Келли, Люси…»
Женевьева подошла к нему, роясь в ящике: