Зоркие глаза местной публики уже приметили хорошую одежду Чарльза, но их обладатели держались подальше. Борегар следил за часами в сюртуке и бумажником во внутреннем нагрудном кармане. Повсюду были проворные пальцы и длинные острые когти. «Новорожденные» нуждались не только в крови. Чарльз периодически взмахивал тростью, отражая недобрые предзнаменования.
Вампир с толстой шеей и ботинками двенадцатого размера прохлаждался напротив того места, где убили Лулу. Он довольно нерешительно пытался изображать обыкновенного зеваку, а не детектива, дежурящего здесь на случай, если старая поговорка об убийце, который всегда возвращается на место преступления, — правда. Вокруг дверей Космински все вычистила до блеска полиция и любители сувениров. Борегар попытался представить последние секунды жизни вампирши. Констебль, чье скучное дежурство прервало появление явного злоумышленника в плаще, поднялся с места. Борегар тут же показал свою карточку. «Новорожденный» увидел слова «Клуб „Диоген“» и разыграл целую пантомиму, одновременно отдавая честь и ухмыляясь. Потом он встал перед дверью, загородив Борегара от улицы, словно наблюдатель, работающий на подхвате у взломщика.
Чарльз встал на место, где умерла девушка, и ничего не почувствовал, кроме холода. По слухам медиумы могли выследить человека по невидимому эктоплазматическому следу, словно гончие, идущие по запаху. Правда, те из них, кто предлагал помощь городской полиции, не добились значительных успехов. Ниша, в которой работал Серебряный Нож, оказалась небольшой. Лулу Шон была маленького роста, но убийце все равно пришлось согнуть тело жертвы и пинками затолкать его внутрь. Оттертые начисто пятна на кирпичах, бросающиеся в глаза на закопченой стене, словно торчащие в ране кости, безошибочно показывали, куда брызнула кровь. Больше ничего, подумал Борегар, от этого мрачного визита добиться бы и не удалось.
Он пожелал детективу спокойной ночи и пошел прочь, ища кэб. Вампирская проститутка на Флауэр-энд-Дин-стрит предложила сделать его бессмертным за унцию или две крови. Чарльз бросил ей медную монету и продолжил свой путь. Как долго у него достанет сил сопротивляться? Борегар осознавал, что ему уже тридцать пять и что он стал медлительнее. От холода ныли раны. Когда ему исполнится пятьдесят, шестьдесят, не покажется ли нынешняя решимость остаться «теплым» смешной, извращенной? Даже греховной? Не совершал ли он моральное самоубийство, отказываясь от вампиризма? Его отец умер в пятьдесят девять лет.
«Теплые» были кормом вампиров и их помощниками, они держали город на плаву днем. В Ист-Энде, а может, и в салонах Мэйфера уже появились вампиры, которые голодали так же, как и обыкновенные нищие. Сколько времени пройдет, прежде чем «отчаянные меры», которые защищал сэр Дэнверс Кэрью, станут рассматриваться всерьез? Тот агитировал за то, чтобы в лагеря загнали еще больше «теплых», не только преступников, но вообще любых здоровых индивидов, дабы те служили скотом для прокорма вампиров, чей род был важен для управления страной. Из Чертова Рва расползались истории, от которых у Борегара холодело сердце. Понятие преступления уже приобрело столь широкое толкование, что под него подпадали множество хороших людей, которые просто не могли прийти в согласие с новым режимом.