Проститутка оказалась хорошо выглядящей «новорожденной», которую все звали Рыжая Нелл. Во время обращения она пришла в Холл, и Женевьева помогла ей — держала, пока та билась сначала от озноба, потом от лихорадки, а в челюстях росли новые зубы. По-настоящему ее звали Фрэнсис Коулс или Коулмэн. Теперь волосы у нее стали гуще, стреловидная челка почти достигала переносицы. Жесткие красновато-бурые щетинки отросли на обнаженных руках и на ладонях.
Рыжая Нелл облизывала мелкие царапины на шее клиента. Она увидела Женевьеву, но явно ее не признала и потому угрожающе обнажила ряд крепких зубов — с верхних клыков, подернутых алой пленкой, капала кровь. Дьёдонне тихо, спиной вперед вышла из переулка. «Новорожденная», ругаясь, уговаривала солдата, стараясь, чтобы тот истратил свои четыре пенса:
— Ну, давай же, ублюдок, кончай, кончай…
Тот схватил женщину за волосы, вонзаясь в нее все сильнее и сильнее, уже задыхаясь.
Вернувшись на улицу, Женевьева какое-то время стояла неподвижно, чувствуя, как верхние клыки возвращаются на место. Слишком уж ей хотелось кинуться в драку. Убийца заставил ее нервничать, так же как и линчевателей.
Серебряный Нож уже побывал сапожником в кожаном фартуке, польским евреем, совершающим ритуальные убийства, малайским моряком, выродком из Вест-Энда, португальским скотником, призраком Ван Хелсинга или Чарли Писа. Его выставляли доктором, черным магом, повитухой, священником. С каждым новым слухом все больше невинных людей попадало во власть толпы. Сержант Тик посадил под замок «теплого» сапожника по фамилии Пицер ради его собственной защиты, когда кому-то взбрело в голову написать на витрине его лавки «Серебрянный Ношь». После того как Джейго, христианский крестоносец, заявил, что убийца беспрепятственно ходит по округе, так как работает полицейским, констебля-вампира по имени Джонас Мизен затащили во двор на Коук-стрит и пронзили каким-то бревном из ближайшей поленницы. Сам проповедник попал в тюрьму, но Лестрейд сказал, что его скоро придется отпустить, так как на время смерти Мизена у того оказалось идеальное алиби. У преподобного Джона Джейго, похоже, никогда не случалось проблем с алиби.
Женевьева прошла мимо портика, где спала Лили. «Новорожденное» дитя на день закуталось в какие-то обрывки одеяла, которые ей дали в Холле. Она спряталась, защищаясь от солнца, и сейчас своей крохотной фигуркой больше напоминала египетскую мумию. Полуизменившаяся рука девочки стала еще хуже, бесполезное крыло торчало от бедра до подмышки. В зубах Лили держала кошку, лежавшую прямо на ее лице. В животном едва теплилась жизнь.