— Ты зла на меня?
— Думаю, у меня есть на это право, мой милый, — сказала Пенелопа, состроив обоснованную гримасу. — Мы договорились о прошлой ночи несколько недель назад. Ты знаешь, что она была важна для меня.
— Но мой долг…
— Я желала показать тебя нашим друзьям, всему обществу. А вместо этого испытала настоящее унижение.
— Едва ли Арт или Флоренс допустили бы подобное.
Бэйрстоу поставил на стол кофейный сервиз с керамическим кофейником, а не серебряным. Пенелопа налила себе чашку, потом добавила молока и сахара, ни на секунду не замолкая и критикуя его поведение:
— Лорд Годалминг был очарователен, как всегда. Нет, унижение, о котором я говорю, исходило от ужасного дяди Кейт.
— Диармида Рида? Газетчика?
Девушка отрывисто кивнула.
— Скорее, злодея. Он имел наглость — на публике, прошу обратить внимание — предположить, что видел тебя в компании полицейских в этом ужасном, гнусном, самом худшем районе города.
— Уайтчепеле?
Она глотнула горячего кофе.
— Именно в этом месте. Как абсурдно, как жестоко, как…
— Я боюсь, он прав. Думаю, я тоже видел Рида. Надо спросить его, есть ли у него какие-то соображения касательно этого дела.
— Чарльз!
На горле Пенелопы запульсировала крохотная жилка. Она вернула чашку на стол, но оставила мизинец согнутым.
— Это не обвинение, Пенелопа. Я был в Уайтчепеле по делам клуба «Диоген».
— О, по их делам.
— Именно, а их дела, как ты знаешь, это дела королевы и ее министров.
— Я сомневаюсь, что безопасность империи и благополучие королевы хотя бы на толику продвинется, если ты будешь возиться с низшими классами, выискивая что-то на местах сенсационных жестокостей.
— Я не могу обсуждать свою работу даже с тобой. И ты знаешь об этом.
— Верно, — вздохнула она. — Чарльз, извини меня. Просто… знаешь, я горжусь тобой и думала, что заслужила право показать тебя обществу, почувствовать завистливые взгляды на моем кольце, позволить остальным сделать собственные умозаключения.
Ее гнев растаял, и она снова превратилась в нежную девушку, за которой он ухаживал. Памела тоже отличалась решительным характером. Он помнил, как покойная жена кнутом для лошадей отстегала капрала, который, как выяснилось, изнасиловал сестру бхисти. Правда, сердилась она при виде реальных злодейств, причиненных другим людям, и не устраивала сцен из-за воображаемых интриг против нее самой.
— Я говорила с Артом.
У Борегара неприятно засосало в желудке. То был верный признак, что у Пенелопы созрел какой-то замысел.
— Это о Флоренс, — продолжила она. — Миссис Стокер. Мы должны оставить ее.
Чарльз был поражен.