– Психический! – прошипел он, отступая. Повернулся и ушел в дом. А Шурка взял первый попавшийся чурбак. Поставил его торчком на колоду. И ахнул топором со всего размаху так, что чурки полетели в разные стороны.
Джуля, спавший у своей будки, вздрогнул и насторожил уши. А он колол дрова неистово, яростно, вкладывая в каждый удар всю силу молодого тела. Когда попадался сучковатый пенек, насаживал его легким ударом на топор, переворачивал и бил обухом о колоду так, что все вокруг вздрагивало.
Иван больше не показывался из дома.
Собака в ужасе спряталась в будку. А он все махал топором в яростной тишине, грозный, как бог.
Потом снес наколотые дрова в сарай и аккуратно сложил там в поленницу.
«Что здесь за жизнь такая? – думал он уже без гнева, а только с чувством какой-то печали. – В сущности, и наш Иван неплохой. Что-то хотел сделать. А теперь во что превратился? Как все здесь. Пьяница. Засасывает здешняя жизнь. Заживо человека хоронит. Любого. Бежать надо. Бежать отсюда, из деревни», – неожиданно закончил он.
Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста!
Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей.
Песнь песней Соломона. Гл. 4
Вначале был взгляд. Внимательный и пристальный.
Затем он увидел глаза. Большие, круглые, золотисто-зеленые.
После стычки с братом, который по приезде загулял, Шурка третий день ходил сам не свой. Хмурый и серый. Сознание без остановки прокручивает то одну, то другую безобразную сцену. И вот сейчас он натыкается на эти глаза и погружается в них. В другой мир. Мир, в глубине которого, в самой глубине зрачков, что-то изменчивое, ласкающее, теплое. Душа?!
Он улыбается.
И приходит свет. Этот поток света пронзает его от макушки до пяток.
Входит в сердце, смывает все: злость, обиду, раздражение. Вот он будто сидел в темноте, в яме. И вдруг его оттуда достали. На солнце.
За светом вплывает в душу радость. Такая огромная, что не вмещается в ней. Он чуть не задыхается от счастья. Невольно губы сами складываются в глупо-блаженную улыбку. Становится тепло и спокойно.
А в глазах напротив уже нет сочувствия. В огромных черных зрачках скачут озорные бесенята.
Она подмигивает ему и отводит взгляд.
И вдруг он чувствует, что с этой минуты ему чего-то будет постоянно не хватать. Как будто он маленький-маленький человек и вдруг потерял маму.
Так приходит чувство.
Неспешной чередою, день за днем, тянется вечность. Внешне мало что изменилось в жизни Шурки Дубравина. Так же собирались на тренировки ребята, так же он ходил в школу. Но душа его была смущена.