На середине падения встал на крыло, покрутился, ища восходящий поток, оперся не него и, чуть шевеля концами могучих крыльев, стал медленно набирать высоту.
Справа вдали курчавилась облаками голова Белухи, слева дымил мокрыми серыми туманами старый, покрытый шрамами расщелин Гульбинский хребет. Прямо под ним по долине тянулся молочно-синий язык ледника. Горное солнце плавило лед, и от этого противоборства жгучей жары и холода рождалась вода ручья, убегавшего к горизонту.
Орел уже разглядел существо, идущее к леднику. Это человек. Человек в мире орлов считается едва ли не самым жалким существом: нечто среднее между мышью и лягушкой. Крыльев не имеет, летать не умеет. Горный баран – и тот на своих четырех перемещается быстрее него. Живет, как крыса, в каких-то каменных норах. Но при этом самомнение… Считает себя главным на Земле. Думает, что она принадлежит ему. На самом деле рядом с ним существуют еще тысячи неподвластных людям миров. Вот, например, мир птиц, где живет и орел. Тут свои законы и обычаи, свои радости и горе. И нет им, птицам, никакого дела до этих двуногих, что питаются падалью и бродят где-то там, внизу. Это они, птицы, чувствуют себя властелинами мира, особенно в те мгновения, когда парят над землей. Высоко-высоко.
Орел покружил еще немного и, потеряв интерес к этой недоптице, опустился в гнездо. Только изредка косил красным круглым глазом на ползущего вверх по склону.
А тот уже вышел на ледник и рубил ступеньки. Пересохшими губами ловил отлетавшие под ударами льдинки, любовался россыпями горящего, искристого под солнцем снега, озирал угрюмые скалы вокруг.
Его ботинки на толстой рифленой подошве давно промокли, ободранные колени дрожали от напряжения, ладони саднило от лопнувших мозолей.
Последние метры он полз. Вбивал сильным ударом ледоруб, потом подтягивался вперед, ощущая животом и коленями холод и шероховатость тонкого снежного наста.
Дополз. Уцепился стальным зубом ледоруба за край ледяной купели ручья, подвинулся ближе и припал к хрустальной струе.
Ледяная вода ударила в нос, глаза, хлынула за шиворот. Шурка Дубравин обжегся, задохнулся и… рассмеялся…
Живая вода и непревзойденно роскошный горный пейзаж стали ему наградой за упорство.
Несколькими стами метров ниже, там, где чахлые, растущие пучками травы из последних сил уцепились корнями за сухую, каменистую землю, сидит в тени под нависшим над тропою крутым лбом скалы другой человек. Андрей Франк, с которым Шурка Дубравин сегодня рванул наверх, до ледника не пошел. То ли не смог, то ли упорства не хватило. В общем, так и остался на месте их последнего привала.