– Будь вы правоверные, возможно. Вам достаточно было бы поклясться на Коране, что это так. Но вы – христиане. Христиан здесь не жалуют. А русь вообще не любят. Здесь не забыли Святослава.
– Это хорошо, что не забыли. Может, подумают, прежде чем ссориться с людьми киевского князя. А на Коране поклянешься ты. Зря ты, что ли, принял ислам…
– Мне не хотелось бы лгать, – неохотно произнес Хватко-Халил.
– Боишься гнева Аллаха? – насмешливо спросил Богуслав.
– Боюсь, – кивнул Хватко. – А еще больше боюсь, что правда выяснится, – и тогда мне останется только перерезать себе горло.
– Или бежать. Ты не булгарин, Хватко! И ты служишь моему роду. Не забыл? Мы в любом случае найдем тебе подходящее место и занятие. – И, увидев, как помрачнел Хватко-Халил, добавил успокаивающе: – Однако не будем торопиться. Может быть, тебе и не придется лгать. Подождем ночи. И предупреди людей. Что-то мне подсказывает, что мой братец непременно объявится.
Семья Ахмеда Жонглера собралась внутри фургона. Семья – это сам Ахмед, его жена Лейла, сын Мамед с беременной женой и дочь Ахмеда Хафиза, мать Али. Сам Али болтался где-то снаружи: собирал новости.
Отдельно, в уголке, устроился Гошка, одетый в запасные штаны и безрукавку Али. Его собственная одежда покоилась сейчас в отхожем месте на краю базара.
– Из-за этого варяжонка нас всех посадят в яму, – ворчал Мамед, недобро поглядывая на Гошку.
– Зато, если нам удастся его выручить, мы можем неплохо заработать, – рассудительно произнес Ахмед. – Надо всего лишь вернуть его родственникам.
– Вернешь, как же! – процедил Мамед. – Медноголовые весь базар обложили. Завтра чуть свет начнут всё переворачивать вверх дном. Будут искать, пока не найдут. Как ты собираешься его прятать, отец? Он ведь даже правильного языка не знает. Да пусть бы и знал: ты только погляди на него! Он же белый, как любимая верблюдица багдадского калифа!
Гошка не понимал, о чем речь, но о том, что рынок оцеплен, ему рассказали. И он уже заявил, что уйдет, как стемнеет. Он был уверен, что ему удастся проскочить мимо стражников. Но его новые знакомые считали иначе.
– Их больше двух сотен, – сказал Ахмед. – И у них собаки. Тебя поймают. И спросят, кто тебя прятал. И ты им расскажешь.
– Я никому ничего не расскажу! – заверил Гошка.
– Всё ты расскажешь, – возразил Ахмед. – Вот возьмутся за тебя палачи…
Не отпустил, в общем.
Мужчины продолжали бессмысленный спор, женщины помалкивали. Гошка тоже молчал. Он уже сказал все, что нужно. Если они не хотят его отпускать, то пусть дадут знать брату. Богуслав что-нибудь придумает.