Лутатини вопросительно поднял тонкие черные брови.
— Ну, насчет нейтрального флага помолчим: это — штука обманчивая и коварная.
В разговор ввязался Гимбо, попыхивая трубкой:
— Вот, сеньор Лутатини… Дело было летом в прошлом году. Поступил я в Ливерпуле на английское судно. Коробка в пять тысяч тонн. Груз состоял из военного снаряжения. Ладно. Снимаемся с якоря, и наше судно сразу превратилось в шведское. Флаг, надписи на корме, на носу, название порта — все шведское. В твиндеке у нас две пушки стоят, трехдюймовки, а в борту для них приспособлены откидные амбразуры. Еще одна пушка в корме — под полуютом. Несколько военных моряков с нами — все артиллеристы. В море уже капитан созывает всю команду и дает наказ, что мы должны выполнять, если встретимся с немецкой субмариной. Ну, думаю, влип я в историю — будет горячее дельце! Ночь прошла благополучно. Следим за морем во все глаза. Курс наш — Гавр. Перед обедом вступаем в Ламанш. Вдруг крики по судну: «Перископ!» Заныло в груди: «Ну, сейчас, старый дурак, ванну тебе принимать». У нас на мачте взвились флаги. «Возвращаемся из Америки в Стокгольм». А субмарина тем временем выплывает на поверхность. На палубе появляются люди. Одни бросаются к пушке, берут нас на прицел, другие сигнализируют: «Остановиться. Капитану с документами явиться на субмарину». У нас застопорили машину. И сейчас же, согласно капитанской инструкции, мы начали разыгрывать комедию. Спасательные шлюпки спускаем так, что они одним концом летят в море и сразу же наполняются водой. Потом сами все захватываем спасательные круги и, якобы в панике, бросаемся за борт. Швед наш опустел. Мы отплываем от него подальше и орем благим матом. Немцы сбиты с толку. Субмарина подходит ближе, может быть затем, чтобы спасать нас. Вот тут-то и напоролись они. Вдруг в твиндеке откидываются борта. Забухал наш фальшивый швед выстрелами. Не успел я и моргнуть, как началась паника на субмарине. Теперь там люди, как плоды с дерева, посыпались за борт. А через две-три минуты от разбитой субмарины только пузыри остались на воде. Нам тоже они влепили несколько снарядов. Забрались мы на своего шведа, подобрали плавающих немцев и пошли дальше. Половина из их команды погибла.
Гимбо достал из кармана спички, разжег погасшую трубку и, укоризненно глядя на Лутатини, словно тот был виноват в обмане немцев, добавил:
— Так-то, друг. А вы — нейтральный флаг!.. Да разве после этого они поверят вашей тряпке?
Старший кочегар Домбер был неразговорчив, но на этот раз развязал язык:
— Со мною произошла история в другом роде. Я так же вот поступил на английское судно «Редпертир». В Нью-Кестле нагрузились углем. Тогда пароходы отправлялись пачками под охраной военных кораблей. Мы должны были идти в Шербург, разгрузиться там и через Гибралтар следовать в Египет. Вечером, в сумерках, вышли в Северное море. Собралось двенадцать пароходов. Выстроились в две кильватерные колонны. Нас конвоировали восемь миноносцев, замкнули в стальное кольцо. Получилась целая флотилия. Ветер дул резкий, прямо в лоб. По морю разгуливали пенистые волны. Ночь была звездная. Силуэты ближайших кораблей отчетливо выделялись и без огней. А надо сказать вам, что, перед тем как сняться нам с якоря, военные власти дали коммерческим капитанам строжайший приказ: что бы в пути ни случилось, свое место в кильватерном строю не покидать; даже не останавливаться для спасения людей, если какой-нибудь пароход будет потоплен. Для власти человек — пустяк: новые люди народятся по очень дешевой цене. А судно — да еще в военное время — дорого стоит. Ну, известно, какие наши капитаны: для многих из них и буря нипочем, а Ледовитым океаном их не испугаешь, и на нож в кабаке могут полезть. Надо правду сказать — есть смелые «старики». А как только дело дойдет до войны — до артиллерии, до мин, — так у них начинают гайки слабнуть. На мостике, на том месте, где стоит капитан, в такое время без волны становится мокро. Ну-с, режем мы пространство девятиузловым ходом. Я работаю в кочегарке. Не прошли мы и четырех миль, как с нами произошло что-то бесподобное…