Грэм успел подняться до середины лестницы, когда вдруг почувствовал, что не знает, как себя вести. Он даже немного постоял у своей двери, потому что не решался войти и заговорить с Эвелин.
Если Рори права и Кирстен намеренно облила Эвелин, тогда служанку придется отослать из замка, пусть работает в поле.
Грэм оказался в трудном положении. С одной стороны, он не хотел, чтобы люди его клана решили, будто он защищает Армстронгов и выступает против своих, с другой — не намеревался оставлять жену без поддержки, кем бы она ни была по происхождению, и позволять кому-либо дурно с ней обращаться.
Когда он наконец распахнул дверь и вошел в комнату, то обнаружил, что Эвелин стоит нагая спиной к нему.
На мгновение Грэм окаменел. Эвелин уже расплела косу, сейчас ее волосы сбегали золотистыми волнами по спине до округлых ягодиц.
Фигура у нее была безупречная — соблазнительный изгиб бедер, тонкая талия…
Грэма охватило знакомое чувство вины — он стоит и с вожделением пялится на женщину, которая скорее всего понятия не имеет о таких вещах.
Грэм отвернулся, решив не нарушать ее уединения и дать возможность завершить туалет. Конечно, ему хотелось, чтобы она обернулась и он бы увидел ее всю.
Он слышала, как плеснула вода из лохани, и едва не взвыл при мысли, что она заканчивает мытье всего в нескольких футах у него за спиной. Стоило только обернуться — и наверняка его ждет волшебное зрелище: он увидит, как его жена принимает ванну. Увидит, как полотенце ложится на ее обнаженную спину…
Сейчас ему следовало бы лежать на кровати и наслаждаться чудесной картиной, а не стоять как истукан, не смея повернуться, чтобы ее не испугать. Его возбуждение недопустимо, но телу не было дела до возражений разума. Тело решило, что его жена привлекательна, и Грэм ничего не мог с этим поделать.
Вдруг он услышал нечто вроде стона и понял, что Эвелин наконец его увидела. Стараясь глядеть в сторону, он медленно обернулся и, случайно скользнув по ней взглядом, заметил, что Эвелин подхватила простыню с кровати и стоит, прижимая ее к обнаженному телу. Глаза ее были широко раскрыты.
Но в этих глазах совсем не было страха. Грэм почувствовал громадное облегчение. Меньше всего ему нужны сейчас женские истерики.
— Я хотел посмотреть, как ты себя чувствуешь, — сказал Грэм. Продолжая прятаться за простыней, Эвелин кивнула. — Пожалуй, я вернусь, когда ты оденешься.