— Рори! — позвал он.
Его сестра вскинулась и огляделась вокруг. Наткнувшись взглядом на брата и увидев, что он держит на руках Эвелин, она быстро вскочила.
— Что случилось?! — воскликнула Рори.
— Ничего страшного, — спокойно ответил Грэм. — Беги вперед и разожги камин в моих покоях. Приготовь для нее какую-нибудь одежду и положи покрывало с кровати возле очага, чтобы оно согрелось. И прикажи одному из солдат сходить за одеждой Эвелин.
Рори нахмурилась и собралась было поспорить, но Грэм посмотрел на нее грозным взглядом, не обещавшим ничего хорошего.
— Иди! — приказал он, и Рори припустила бегом по лугу к сторожевым башням.
Чувствуя полное удовлетворение, Эвелин блаженно вздохнула. Грэм на руках нес ее к замку. Она не открывала глаза, решив, что не позволит ничему разрушить очарование этой минуты — ни злобным взглядам местных женщин, ни недобрым словам, ни оскорблениям.
Грэм внес ее в дом, поднялся по лестнице, и только в коридоре верхнего этажа Эвелин открыла глаза.
В комнате Рори подбрасывала дрова в камин. Увидев Грэма, она поднялась с колен и указала на кровать.
— Я приготовила платье, чтобы ей переодеться. А вот нагретое покрывало. Все как ты просил.
Эвелин не оборачивалась, а потому видела губы Грэма и поняла его ответ, но почему-то он прогрохотал из его груди. Она чувствовала вибрации не только в ушах, но и всей кожей. Ей понравились звук и ощущение от его голоса и вдруг страшно захотелось, чтобы к ней вернулся слух, чтобы она могла слышать, как он говорит. Наверняка у него самый прекрасный голос в мире, иначе почему ей так нравятся эти вибрации в ушах?
Рори быстро взглянула на Эвелин, сделала ей знак, должно быть, означавший «выкручивайся как знаешь», и вышла из комнаты. Эвелин это не огорчило. Ей нравилось быть с мужем наедине, когда он разговаривает только с ней и вокруг нет никого, кто мог бы помешать или облить ее элем.
Мысль, что Грэм — ее муж, все больше привлекала Эвелин, вот если бы только они сумели преодолеть трудности, порожденные ее собственным обманом! Она понимала, что рано или поздно придется все ему рассказать, но когда? А вдруг это признание отнимет у нее ту нежность, которую он сейчас к ней испытывает? Или его нежность вообще порождена только тем, что она женщина, достойная лишь сострадания?
Ей стало страшно. У них все может получиться прекрасно, а может — очень и очень плохо. Если правда станет известна, защита, которой она пользовалась, пока ее считали дурочкой, навсегда испарится.
Грэм усадил ее перед огнем и поднял меховое покрывало, которое Рори расстелила, чтобы согрелось. Эвелин смотрела на Грэма не отрываясь — не хотела пропустить ни одного его слова.