А здесь ЧВС и журналисты беседуют с десантниками четвертой парашютно-десантной роты на СТО. Вот подполковник Леонидов, он же Циркач, в своей клоунской одежде, рядом с сержантом Владимиром Кузнецовым: Кузнечику стыдно, он прячет глаза от объектива, а Циркач, наоборот, расплывается от потуг…
Следующие снимки демонстрируют колоссальные масштабы войны – кучи трофейного вооружения и военной амуниции, наши подорванные танки и БТР, разбитые афганские кишлаки…
Несколько фоток удивили и насторожили Хантера, на одной – они вдвоем с Чабаненко, а бойцы, вместе с хадовцами, вытягивают плененных «духов» из-под земли. На другой – пленный гранатометчик, юный бача, пока еще живой и при голове, стоит на коленях, а Бинтик делает ему укол промедола. Когда фотограф снимал? – старлей не понял. Заснял ли он сцену допроса и смертной казни гранатометчика или нет – тоже оставалось загадкой. От таких мыслей по коже пробежала стая мурашек, вдруг стало холодно…
На другом снимке он оттаял: там были зафиксированы три кумушки – Оксана со своими подругами на берегу памятного ручья чистят картофель, в тяжелых бронежилетах и касках. Вид непривычный, но очень интересный. Под каждой фотографией была еще и аннотация красивым каллиграфическим почерком, но из-за контузии Хантер не смог ничего прочитать.
Недолго думая, он оторвал пять наиболее интересных, как для него, фоток, запихав в полевую сумку.
Возле выхода из клуба торчал обычный письменный стол, что бывают в любой ленкомнате. На нем красовалась небольшая лакированная трибунка с гербом СССР. Возле стола стояло три солдатских стула. Не ожидая никого, старлей закурил сигарету, выкурив до такого состояния, «пока сало не зашипело на губах». Выбросив окурок просто под ноги, Александр вспомнил прошлую бессонную ночь, подложил под голову полевую сумку и через секунду забылся здоровым молодецким сном… Пробуждение было не из приятных.
– Чё это ты тут разлёгся? – кто-то грубо теребил его за рукав. – Ну-ка, подъем! – Перед старшим лейтенантом Петренко торчал главный контрик бригады, майор Иванов, он же Гнус, собственной персоной.
Тучный, тщательно причесанный, выбритый до синевы, в чистеньком вертолетном камуфляже, розовощекий майор являл собой картинку для плакатов, висевших по периметру клуба. Александр встал, молча приветствовал старшего по званию – военную субординацию и на войне никто не отменял, как и закон подлости…
– Садись! – разрешил Гнус, и сам сел с другой стороны стола.
«Ни тебе здравствуйте, ни тебе спасибо, ни нам до свидания», – подумал неприязненно Александр, глядя на свежее лицо особиста, его пальцы с рыжеватым волосами. Петренко напрягся, стараясь не спровоцировать приступ дурноты, часто посещавший его в последнее время. Вспомнив ночь на берегу ручья с Оксаной, он, наконец, успокоился.