— Так что у тебя? — приставал Мошков.
— Говорю, в брюхе болит. Схватки. Как рожать собираюсь.
У докторши глубокомысленное лицо: кажется, что она все, все знает о болезни Охохонина, а вот сказать остерегается.
— Что с ним, Анна Степановна?
— Его надо срочно в районную больницу, — не отвечая на вопрос Мошкова, проговорила докторша. — Сейчас, немедленно!
— Я еще днем хотела увезти его, — сказала Евдокия. — Да машину не нашла. Автобус утром ушел. Забежала к Пашке, а он уже нализался, окаянный. Лыка не вяжет. А у Максимова легковушка сломалась. Врет, поди. Да как их заставишь!
— А почему не в колхозе? — строго проговорила докторша. — Зачем нам частники? Петр Петрович!..
— Сейчас организуем.
Держась руками за низ живота и напрягаясь, Охохонин сдавленно постанывал, и стон его походил на храп. Утихал, а потом еще крепче хватался за живот и получался уже не храп, а что-то вроде мычания.
Анна Степановна встала:
— Петр Петрович, срочно нужна машина.
— Сперва-то у него не так, чтобы шибко уж было, — сказала Евдокия. — А вот все хуже и хуже.
Несколько шоферов были в разъезде. Один отпросился в соседнюю деревню проведать мать. Торопко прошагав с полквартала, Мошков открыл калитку в новых резных воротах. Куда тебе ворота! А дом еще краше: четыре комнаты, веранда, мансарда, амбарушка, хлевок, сарай — все в лучшем виде. Тут жил самый молодой и бесшабашный колхозный шофер с многодетной семьей (две дочки и два сына — мал мала меньше).
— Где хозяин?
— Да убрел куда-то, — ответила смазливая, расторопная бабенка, жена шофера.
— А давно?
— Да сразу как поужинал. И ума не приложу, где он.
Петр Петрович знал, где. У секретарши Веры, той самой, с влюбленными глазами.
«Везде, сатана, успеет!» — Мошков и хмурился, и ухмылялся.
Были еще шоферы, на окраине села жили. Но он махнул рукой, той, которая в повязке: подите вы!.. И через некоторое время подогнал легковую (личную) к дому Охохониных.
— Ну, пошли помаленьку, Максимыч.
Охохонин шагал, согнувшись в три погибели, поддерживаемый врачом и женой.
— А где шофер-то? — беспокойно спросила Евдокия.
— А я? Чем не шофер?
— Да вы что, Петр Петрович?! Стока шоферов…
— Поехали!
Мошков говорил эти слова не без удовольствия, дескать, знай наших!
До райцентра — села Петелино — каких-то восемнадцать километров — рукой подать. Бабы, те иногда даже пешком добираются. И не потому, что нету машин. Есть. А просто издавна привыкли так. «Деды и бабки, отцы и матери пешочком ходили. И нам бог велел».
В лесу белым-бело от дождя. Ветер, рвавшийся из глубин тайги, гнул кусты, раскачивал деревья. Машина слегка подскакивает, отчего Охохонин глухо мычит, а его жена бормочет: