Борис Гидальевич Штерн, светлая ему память, жил столь же замечательно, сколь и писал, недаром анекдоты про него стали притчей во языцех. Не вижу ничего плохого, вспомнить его еще раз и улыбнуться, пусть и со слезами на глазах от невосполнимости утраты.
Во-первых, ему принадлежит знаменитая фраза: «Спью!».
Я с семьей был на Фанконе-91, где впервые близко сошелся с Борисом Гидальевичем. Мы уезжали на два дня позже. Попрощались с ним и он отбыл.
Пришел уезжать и наш черед. Лев Вершинин, радетельный хозяин, предложил переночевать у него, познакомиться с мамой, а утром от него удобнее добираться до аэропорта. Приезжаем, его мама сделала шикарный стол, присутствовали еще Игорь Федоров с супругой.
Вдруг в дверях совершенно неожиданно нарисовался сонный Штерн.
— Борис Гидальевич, вы же два дня назад уехали, — не сдержал я удивления. — Что вы здесь делаете?
Вот тогда и услышал впервые знаменитое:
— То ли пью, то сплю. Спью!
На том же Фанконе я узнал как Борис Гидальевич играет в преферанс.
Предложили мне расписать пулю Ефанов и Больных.
— А четвертый кто? — спрашиваю.
— Штерн.
— Ничего не получится, — говорю, — я только что от него, он полностью готов.
Ефанов делает успокаивающий жест и ведет за собой. Приходит в комнату Штерна, берет его на руки и несет к столу. Борис Гидальевич открывает глаза, уже тасуют карты.
— Пулю, да? — говорит он и берет раздачу.
И играет, да еще как — выигрывает. Двадцатка, закрыта, Ефанов считает, а Штерн обмякает в предыдущее состояние.
Зная это, на Интерпрессконах я несколько раз проделывал подобный трюк.
Но вот на Сидоркон-97 он приехал вдвоем с супругой — и ни глотка. И тогда же впервые на Сидорконе появился Василий Головачев.
Я заранее знал о приезде Головачева, давно мечтал с ним сыграть в преферанс и, будучи в курсе, что он играет только на деньги (мизерные, конечно, чтобы не было шальных мизеров) припас необходимую сумму. Я был полностью уверен, что проиграю, сев за один стол со Штерном и Головачевым. Ан нет — проиграл-то Борис Гидальевич, причем крупно.
— Трезвый потому что, — мрачно константировал он.
Тот кон был для него вообще очень тоскливым из-за вынужденного сухого закона. И вот на четвертый день супруга Штерна не выдержала, дала ему денег:
— На, иди, выпей свой стакан!
Борис Гидальевич входит в бар. За столиком перед стойкой сидят Чадович, Лукин, Брайдер, на столе бутылка водки.
— Боря, Боря, иди к нам, выпей! — раздаются призывные кличи.
Борис Гидальевич гордо делает знак, что сам, и с чувством собственного достоинства становится в очередь за местными мамами, приведшими своих детей угостить мороженым в единственном в поселке приличном кафе.