Силис улыбнулся и удобнее расположился в своем кресле.
— Ну, ладно, рассказывай!
То, о чем Альбин хотел рассказать, видимо, было чрезвычайно важным, он никак не мог решиться начать разговор и время от времени исподтишка поглядывал на отца. Как всегда, лицо отца было ласковым и обнадеживающим. Тогда мальчик заговорил:
— Этой весной я получил хорошие отметки…
— Да, сынок, я уже видел их.
— Меня перевели в следующий класс…
— Так и должно быть.
— Теперь у меня каникулы до конца августа…
— Отдохни как следует и не читай Пинкертона — тогда будущей зимой тоже будешь иметь хорошие успехи.
— Папа, я хотел тебя спросить, когда «Серафим» вернется в Ригу? — зардевшись, спросил Альбин.
— Вернется? — капитан закусил кончики усов. — Думаю, что к концу июля.
Небольшая пауза, а затем несмелый, приглушенный шепот:
— Ты обещал взять меня когда-нибудь в плавание. У меня теперь каникулы. До качала занятий я успел бы вернуться…
Долго собирался с ответом капитан Силис. Он смутился, как уличенный во лжи мальчишка. Своему сыну он ни в чем никогда не отказывал; давным-давно уже обещал он взять его с собой. Неизвестно, сложатся ли вновь когда-нибудь обстоятельства так удачно, как этим летом… И все же… Он знал, какая судьба уготована пароходу во время рейса, и мысль о том, что в это время на борту будет находиться Альбин, сжала его сердце, лоб покрылся холодной испариной. Как блестят глаза мальчика, как жаждет он этой поездки и с какой надеждой ждет ответа отца. Как же отказать ему? И все же иначе ответить капитан не мог.
— «Серафим» — старый, неказистый пароход… — сказал Силис. — И в этом рейсе не будет ничего интересного.
— Мне безразлично — лишь бы плавать!
— Нет, Альбин, на этот раз еще останься на берегу. Будущим летом я перейду на лучший пароход и возьму тебя с собой.
Тон отца, не допускавший возражений, смутил мальчика; он не стал настаивать. Однако по натуре Альбин был таким же предприимчивым и настойчивым, как его отец; он решил самостоятельно осуществить задуманное. Спустя два дня, когда пароход должен был выйти в море, Альбин попрощался с отцом и сошел на берег. Но он остался на пристани, и как только отец спустился в свою каюту, маленький сорвиголова пробрался на пароход и спрятался в угольном трюме. Пурэн показывал ему все закоулки, теперь он легко нашел надежное убежище. Никто его не искал.
Поздно вечером «Серафим» вышел в море. С восьми до двенадцати была вахта первого механика, и Пурэн все это время провел в машинном отделении, наблюдая, как поддерживают кочегары нужный уровень пара. Машина кряхтела, стонала, топки поглощали слишком много угля, но это его нисколько не тревожило: так или иначе, все пойдет ко дну вместе с пароходом. Котлы не прочищались несколько месяцев, и толстый слой накипи препятствовал поднятию нужного давления. Семь узлов в час — максимальная скорость — по силам «Серафиму» при хорошей погоде.