Носовые торпедные аппараты уже готовы к залпу.
— Прекрасно, — заметил Лунин. — Будем выстреливать из носовых. Там как раз лежат шесть штук, изготовленные на крупную дичь… Комиссар! — позвал Лунин.
— Есть! — Лысов тронул пилотку на голове.
— Пройдись по отсекам. Скажи ребятам, что мы атакуем «Тирпитца»… Скажи, что идем прямо на флагмана! Сейчас будем наводить хандру на Гитлера… Ясно?
— Есть. — И комиссар уполз в круглую люковину поста.
— Начнем работать, — произнес Лунин, склоняясь над планшетом для расчета боевой атаки.
Было 17.36, когда Сметанин доложил ему:
— Пеленг меняется… эскадра переходит на другой курс.
Там, наверху, совершали поворот на норд-вест. «К-21» пришла на контркурс с линкором. Все внимание Лунина сосредоточено было только на «Тирпитце»:
— К повороту… упустить его нельзя. Мне только он… только он нужен сейчас, на других я плевать хотел!
Воля командира, бесстрашие подводника, анализ математика, расчет геометра, сноровка практичного, ловкого человека — немало качеств надо проявить сейчас, чтобы выйти (только, выйти) на дистанцию торпедного залпа.
— Еще раз гляну! — сказал Лунин, поднимая перископ.
Пятнадцать раз был поднят над океаном всевидящий глаз крейсера. Это был страшный, гибельный, но оправданный риск! Ведь поднятый перископ реял сейчас над морем, сигналя врагу белой косынкой предательского буруна… Пятнадцать раз в голове Лунина складывались, подвергались критике и отшлифовывались, как алмаз, алгебраические расчеты атаки.
— Ну, кажется, готовы, — передохнул он. — Вперед… на двух моторах. Будем выходить на пистолетную дистанцию.
— Это верняк, — кивнул Лукьянов.
— Не хвали, они могут еще отвернуть. Ты же сам видел, какие они там кренделя выписывают…
Лунин откачнулся от перископа:
— Все! Самое трудное позади. А выстрелить и дурак сумеет!
…Для Лунина и команды его «К-21» сейчас из-за борта «Тирпитца» вставали судьбы кораблей каравана PQ-17!
* * *
По стволам шахт бесшумно скользили электролифты.
В артпогребах «Тирпитца» на мягких манильских матах дремали громадные — в обхват человека — заряды главного калибра.
А вот и он сам, этот калибр: задернутые от брызг чехлами, настороженно досыпали свой мрачный сон перед пробуждением боя крупповские громилы башен.
В адмиральском салоне «Тирпитца» — покойный полумрак, лампы-бра отражают инкрустации переборок, тихо бренчит хрусталь в буфетах. Электрокамины отбрасывают лживый свет (эрзац настоящего огня) на полированную обшивку.
С громадного портрета глядится в глубину корабля Гитлер, скрестив руки на неприличном месте.
В прачечных крутятся барабаны, простирывая 2400 штук матросского белья из суровой нанки.