— Помню.
— Ох! — вздыхает дама.
И только тут я успеваю спросить, откуда она родом. Оказывается, из Тарту. Ее интересует, существует ли еще магазин, принадлежавший ее отцу, и «кто его теперь держит». Я плохо знаю Тарту и не могу ответить. Но ее отца, живущего в Австралии, это очень заботит, и он хотел бы съездить взглянуть на магазин.
— Вы, сударыня, давно не были в Эстонии? — спрашиваю я.
— Да, с тех пор, как Гитлер позвал нас в Германию.
Лишь эту фразу она произносит без сильного акцента. Видно, часто ее повторяла.
— Ваши родители — немцы?
— Мама — немка.
— А ваш отец?
— Отец — русский.
— А вы сами?
— Боже мой, эстонка!
Муж дамы пытливо сверлит меня своими бледными и холодными глазами. Жена переводит ему наш разговор и потом сообщает мне его вопрос:
— Вы воевали против нас?
— Воевал.
Мы вежливы, мы беседуем о том о сем, но беседа не клеится. И чтобы как-то с этим покончить, дама просит подарить ей на память пустую коробку от «Казбека». Я приношу из каюты полную и вручаю ее даме.
— Боже мой, это мне!
— Это вашему папе и вашему мужу, чтоб они не забывали вкус русского табака.
9 марта
>Большой Австралийский залив.
Если ты хочешь знать, что такое время и пространство, так поживи на корабле, заполненном участниками экспедиции и нагруженном австралийским зерном, на корабле, у которого работает лишь один дизель и который пробивается сквозь волны со скоростью пяти узлов. А до родной гавани десять тысяч миль! Видно, тот, кто первым сказал: «Все течет!» — был весьма далек от абсолютной истины. Корабль, время, мысли — все замерло на месте, и за час плавания обратный путь сокращается на карте лишь на какие-то доли миллиметров. Когда в книгах наступает долгожданное, выстраданное и кажущееся вечным счастье, то обычно пишется: «Время замерло!», «Время стало», «Время прекратило свой бег». Но время может стоять на месте и под низкими серыми тучами, на темно-синей, тихо плещущей воде Большого Австралийского залива и не быть не чем иным, как только печальным, тягучим, словно заунывная песня, вопросом:
— Когда же?
11 марта
Во времена парусников существовал морской термин «обезьяний груз». Но я никогда не думал, что мне придется плыть на корабле с «попугайным» грузом, да еще не в переносном, а в прямом смысле. Я пытался сосчитать, сколько их накупили в Австралии, но все время сбивался. Поодиночке и парами они стрекочут во всех каютах, покачиваясь в своих красивых клетках. В иных каютах даже по две клетки. На корабле только и разговору, что про любовь попугаев, про науку о попугаях, про их виды и характеры, про их талантливость и про их язык. Некоторых из более молодых участников экспедиции, в основном трактористов и строителей, тоже окрестили незаслуженно попугаями за то, что они купили себе в Австралии пестрые рубашки: на желтой материи прыгают кенгуру, спят коала и растут эвкалипты.