Медведица вылетела навстречу десантникам, как живой снаряд. Могучим прыжком она распластала свое тело в полете, устремленная к врагу. Десант сработал четко, не новички, готовы к опасности в любой момент — несколько автоматов почти синхронно выплеснули огонь, пули впивались в шкуру и пробивали ее, добираясь до внутренностей. Но не убивали, нельзя убить моментально такое могучее животное. Медведица успела дотянуться в прыжке до одного из десантников и упала на него, придавив насмерть. Еще несколько выстрелов поставили точку в ее жизни. Я потихоньку терял контакт, он угас не сразу — сердце, пробитое несколькими пулями, уже остановилось, но сознание затухало постепенно. В открытых стекленеющих глазах замирали образы приближающихся врагов, тускнели и пропадали.
— Все, медведица сделала, что могла, теперь очередь молиться всем богам, каких вспомним! — шепотом сообщил я Эве неприятную новость.
— Помолиться мы всегда успеем, давай лучше устроимся так, чтобы иметь хоть какой-то обзор. Не хочется умирать загнанной крысой, если они все-таки обнаружат наше укрытие.
Мы немного передвинулись, устраиваясь, как лучники у бойниц, готовые выстрелить при первой возможности, но только в случае опасности быть раскрытыми. И хочется и колется и мама не велит. Грустно сознавать себя самым могучим оружием, и прятаться в норке, как серая мышка.
Мы сидели молча, ожидая решения судьбы. Я чувствовал некоторое неудобство в сознании, словно что-то осталось в нем незавершенное, недоделанное, требующее принятия решения. Покоя не давала мысль о медведице — живое существо как никак, а мы его… ты, Сеня, ты и никто другой, погнал на смерть. Держал за загривок и подсовывал мульку про опасность, чтобы спасти свою шкуру — сволочь ты, Сеня! Чем ты лучше тех, которые сейчас играют против тебя?
Образ медведицы неумолимо возвращался в мое сознание. Как наказание, напоминание, предупреждение? Не хочется верить в такое, пусть лучше ее синхронизация останется во мне последним подарком, наследием, памятью. Я осторожно прикоснулся к почти живому комочку медвежьей сущности, стараясь увидеть, как она жила в лесной жизни. Эва мысленно попросилась поучаствовать в моем путешествии. Я кивнул, приглашая ее, и тотчас же почувствовал серебристую рыбку, скользнувшую в моем сознании. Она не пряталась, не маскировалась, демонстрируя себя — не бойся, говорила рыбка, я своя, я Эва!
Образы, хранимые памятью медведицы, накатывались на мое сознание, порождая сильные запахи, звуки, ощущения. Никогда не думал, что мир можно воспринимать в таком виде. Каждая травка, каждый листочек имели свой оттенок запаха, не перемешиваясь и не теряясь среди других. Каждый звук разбирался на составляющие и подвергался моментальному анализу — пища, опасность, помеха. Мышцы отзывались на команды сознания моментально, вскидывая тяжелое тело в стремительном прыжке или сжимая его в тугую смертельную пружину. Морда погружалась в еще горячие внутренности добычи, зубы легко перекусывали и дробили кости.