— Это… я не хотел… ну хочешь, врежь мне, как следует по морде… я мерзкое противное животное. Я не прав, глуп, груб… — бормотал я сконфуженно во вздрагивающую спину Эвелины.
Мое сердце вздрогнуло и замерло от невыносимого чувства вины. Я не мог больше стоять и смотреть на ее беззащитную хрупкую фигурку. С огромным трудом я поднял чугунную ногу и сделал короткий шаг. Мои руки осторожно обняли ее за плечи, я притянул ее к себе и прижал к себе, заключив в объятия, зарывшись лицом в ее волосах. Я вдыхал запах ее волос, чувствовал под своими руками биение сердца, ощущал ее тепло.
Я молчал, но мои мысли были полны самого искреннего раскаяния. Малышка, я дундук, прости меня, — читала Эва в моих мыслях, — я сказал глупость и вел себя совсем не так, как должен был вести себя мужчина. Ты самое дорогое, что есть у меня. Я сделаю все, чтобы защитить тебя от всех напастей и всегда буду рядом с тобой в радости твоей и твоем горе. Ты самая красивая, бесподобная. Мое сердце принадлежит только тебе и разорвется от боли, если ты скажешь, что я обидел тебя.
Она молчала, но мои мысли достигали ее сознания, ласкали его, как ветер ласкает волны бурного океана, приглаживая их и умиротворяя. Она читала мои мысленные раскаяния и успокаивалась. Мы стояли, как два соляных столпа, а веревка…
— Черт возьми, Эва! — заорал я, — Веревка снова дергается!
— Как жаль! — грустно ответила Эва и вздохнула.
— Жаль, что она дергается? — удивился я.
— Нет, дурачок! — Эва взлохматила своими тонкими пальчиками мою шевелюру, — Жаль, что ты прекратил говорить приятные слова.
— Но это… она же дергается.
— Как у вас мужиков все просто — ну разве можно вот так без паузы переходить от любви к работе? — она улыбнулась и снова грустно вздохнула.
— Хорошо, давай сделаем паузу! — я развернул ее к себе лицом и крепко поцеловал. Настолько крепко, насколько умел. Может быть, это не было поцелуем настоящего мачо, но я вложил в него все свое умение и чувства.
— Вот теперь можно хоть в ад! — умиротворенно выдохнула Эва, оторвавшись от моих губ. Мне показалось, что сделала она это с явным нежеланием. Будь ее воля, мы бы так и стояли посреди чудного леса и целовались, целовались, целовались… Забыв о чудищах, судьбе мира и Алексее…
— Господи, там же Алексей! — почти одновременно заорали мы, глядя друг на друга с укоризной.
— Прыгаем вместе? — предложила Эва.
— А если веревка не выдержит?
— Да такие веревки тонну выдержат без проблем, а мы с тобой ху-у-у-уденькие! — она ткнула меня пальцем в нос.
И мы, прицепив свои железяки к веревке, обнялись и прыгнули в неизвестность. Навстречу… пока что просто в никуда. Нас окружала безликая серая мгла, если бы мы не держались за руки, мы не разглядели бы друг друга. Мгла начиналась прямо возле глаз. Ощущение падения скрадывалось, осутствием ориентиров. На самом деле мы не можем определить скорость своего движения, если нам не с чем ее сравнить. Мы привыкли искать опорные точки для оценки. Бежать быстрее зайца, лететь быстрее пули, как стрела, со скоростью ветра. А как определить собственную скорость, если ты только слышишь, как шелестит веревка под тормозом и все?