— Я люблю одуванчики, — ответил Вадим и почему-то покраснел.
— Я понимаю, — кивнул Родик. — Почему они не рассыпаются?
— Немного лака для волос, немного формалина, немного разных других реактивов. Они высыхают и не разлетаются, — пояснил Вадик. — Они тоже меня любят… И все такое…
— Замечательно, — Родик усмехнулся. — А это что? — он указал на подоконник, заставленный трехлитровыми банками.
— Это? — Вадик тоже посмотрел на подоконник.
— Ну.
— Это мои картины.
Родик поджал нижнюю губу:
— Картины?!
— Картины.
— Картины? В банках? Консервированные? Как помидоры?
— Почему как помидоры? — не понял Вадик Кулебякин. — Почему консервированные? Вот эту картину, — он взял в руки крайнюю банку. — Я нарисовал сегодня утром. Называется она «Дождь номер семь», а вот это, — он поставил на подоконник банку и взял следующую, — «Дождь номер шесть»… — А вот это… — Еще одна банка оказалась в его руках…
— «Дождь номер пять», — сказал Родик.
— Откуда вы знаете? — удивился Вадик Кулебякин.
— На бирке написано, — соврал Родик, потому, что по правде сказать надпись разглядеть он не успел.
— Да? — Вадим внимательно взглянул на этикетку банки. — Нет, — сказал он. — Это «Грибной дождь номер пять», — он поднял банку на уровень глаз и взглянул сквозь нее на свет. Зрачки Вадика быстро забегали, словно там, за выпуклым, чуть зеленоватым стеклом происходило какое-то движение. — Да, — уверенно сказал он. — Это «Грибной дождь номер пять», — И добавил. — «Диез шестнадцать».
— Что это значит, — спросил Родик. — Диез шестнадцать?
— Тональность картины, — пояснил Вадик. — Это «Грибной дождь номер пять» в тональности «Диез шестнадцать».
— Вы сумасшедший? — без обиняков спросил Родик.
Вадим нисколько не обиделся. Вадим улыбнулся. Он даже просиял.
— Вы тоже так думаете? — спросил он Родика.
— Как вам сказать, — дипломатично проговорил Родион.
— Вы тоже так думаете, — утвердительно произнес Вадик. — Все так думают… Впрочем, я понимаю, что со стороны я действительно похож на сумасшедшего рисующего картины в банках и покрывающего лаком одуванчики… — Вадим Кулебякин замялся. — Да, я действительно сумасшедший, — сказал он и посмотрел в глаза Родиону. — И все такое…
Взгляд Вадика был ясным, осмысленным и твердым. Взгляд Вадика был умным и холодным. Вадик не был сумасшедшим. Родион понял это и уже в который раз убедился в том, что там где начинаются творческие материи, заканчивается логика вещей.
— Так… — спохватился Вадик. — Вы хотели посмотреть мои рисунки, — сказал он. — Мне нужно найти альбом, — и Вадик встал на колени.
Кулебякин встал на колени и заглянул под тахту.