Улучив минутку, Харуя шепнула девочке:
– Твой отец все знает! Я молчала, проболтался тот мальчик, которого побил твой друг. Он сам пришел в наш дом и все рассказал.
Хетес! Конечно, это он! Тия закрыла глаза. Все пропало. Отец наверняка сделает так, чтобы она никогда больше не увиделась с Тамитом!
Девочка не спала всю ночь. Тия вертелась в постели; ей казалось, будто она лежит не на мягких простынях, а на раскаленных углях.
Утром Тия явилась к отцу, поникшая, с бледным, будто присыпанным пеплом лицом.
Анхор долго сверлил ослушницу взглядом, потом тяжело произнес:
– Ты лгала мне и матери. Ты валялась в грязи.
– Я не валялась в грязи, – робко возразила Тия и посмотрела на свое белое платье.
– Я говорю о другой грязи. О той, которую не смоешь водой. С одной стороны, она не видна, с другой – ее заметит каждый, кто узнает, что дочь писца водит дружбу с простолюдинами. – И добавил с досадой: – Не думал, что ты способна совершить такую глупость! Удивляюсь, как этот мальчишка посмел с тобой заговорить! Неужели рожденный на болотах не знает своего места?
Взгляд девочки был полон непонимания.
– Разве люди не имеют права желать чего-то большего, чем то, что им дано от рождения?
– Речь не о нем, а о тебе. Ил удобряет наши поля, но нам не приходит в голову мазать им лицо!
По щекам Тии побежали горячие слезы.
– Многие считают меня суровым, – устало заметил Анхор. – На самом деле жесток не я, а жизнь. Я просто делаю то, для чего предназначен, что требуют наши обычаи. Сегодня этим людям будет приказано сняться с места и отправиться вниз по реке.
Девочка сложила руки в умоляющем жесте.
– Не надо, отец! Я больше не буду встречаться с этим мальчиком!
Анхор усмехнулся, и Тия впервые заметила, какие холодные у него глаза. Вероятно, когда-то они были яркими, однако время стерло краски, и теперь глаза казались бесцветными. Девочка догадывалась, почему другие люди боятся ее отца. В нем таилась беспощадная, равнодушная сила. Он хорошо изучил окружающий мир и понимал, чем живут человеческие сердца. Занимая в мире определенное место, Анхор знал, чего от него ждут боги, царь, номарх, и был слишком ничтожен перед Вечностью, чтобы пытаться добиться своей цели иными средствами, как это делали миллионы других смертных.
– Я тебе не верю. За одним ослушанием следует другое – и так до бесконечности. Юные склонны тянуться к запретному. Пройдет время, ты повзрослеешь и поумнеешь, а до той поры лучше обезопасить тебя от неразумных поступков. Эти люди найдут другое место обитания – им не привыкать.
Дочь писца стояла, опустив голову и свесив руки вдоль тела. Ее терзала мысль о том, что друг может подумать, будто это она не выдержала и все рассказала отцу.