– Наверное, – Алисия кивнула, отпивая глоток вина из бокала. – Я ведь не теряла ребенка, но мне говорили, что страшнее этого горя…
– Потеря ребенка, да… – Лиля покатала вино в бокале, отметила, что форма тюльпана неплоха. Но завиток сверху определенно лишний… – Знаете, есть вещи и похуже. Хотя бы для меня.
Алисии даже не пришлось изображать внимание. Ее поразили эти слова.
– Самое худшее, это когда ты есть – а тебя и нет. Вообще.
Лиля полюбовалась недоумением на лице свекрови и соизволила разъяснить.
– Я ничего не значила для своего мужа. Он уже получил верфи и собирался получить наследника. А я… я всего лишь придаток. Я даже распоряжаться не умела. А и умела бы – много надумаешь под дурманом? Слуги этим пользовались вовсю.
Мне повезло. Да-да, после выкидыша мне опасались давать дурман. Рядом со мной была верная Марта. И только она одна защищала меня, оберегала, поила, выносила горшок… много ли может старушка? А она вся выкладывалась.
Подслушивающая за дверью Марта запихала себе в рот передник, чтобы не всхлипнуть. По морщинистому лицу катились слезы.
– Я люблю Марту, как родную мать. Да она, по сути, и есть моя мать. Мариэла Брокленд подарила мне жизнь. Марта выходила меня, фактически сделав то же самое. У меня две матери.
Дальше Марта не слушала. Она стремглав бросилась в свою комнату – и там расплакалась. Лилюшка, родненькая моя, золотко мое. Солнышко мое родное…
Как часто мы молчим о своей любви и надеемся, что любимые догадаются?
А они ведь не заглядывают в наш разум – и когда уходят, мы понимаем – недолюбили.
Недоговорили о своей любви.
– А тогда… я очнулась. Мне было безумно плохо. Несколько дней я вообще не знала, выживу ли. А теперь представьте – я, вся больная насквозь, спустилась вниз, мне даже воды подать было некому, мне безумно хотелось пить… Марты не было, слуг не дозовешься… еще бы!
Они все были на кухне.
Пили вино, тискали служанок, смеялись – им было наплевать на меня. Жива я, умираю, есть я, нет меня… меня могло бы и не стать – это ничего не изменит. И в этом была виновата только я сама. Они развлекались. А я умирала. И никто, никто… никого рядом, кроме женщины, которая любит меня безоговорочно.
Алисия вздохнула.
Вот так. А у нее и такой Марты нету. А жизнь прошла, почти прошла…
– Я тогда впервые вышла из себя. Я и не знала, как это бывает. В глазах красный туман, руки дрожат… наорала на всех, разогнала пирушку… А потом лежала в кровати и думала. Слуги суетились, я смотрела на них – и клялась, что никому, никогда не позволю обращаться со мной, как с пустым местом. Просто не позволю.