Он продемонстрировал несколько заранее заготовленных слайдов, на которых в упрощенном для наглядности виде была изображена структура ВИНК ЮКОС, и пояснил целевое назначение отдельных групп компаний и принципы их взаимодействия. Эта схема затем позволила Уилсону ответить на вопрос о том, известно ли ему обвинение, выдвинутое в отношении Ходорковского и Лебедева, и что он может сказать о возможностях совершения такого масштабного хищения и последующего отмывания средств. Он ответил, что эти обвинения не соответствуют его пониманию того, что в реальности происходило с компанией: «Ни обвинение в хищении, ни обвинение в отмывании не имеют никакого смысла в свете моих знаний и моего опыта работы с ЮКОСом». Указывая на схему, Уилсон пояснял далее: «В некоторых случаях верно как раз противоположное – целью структуры, о которой я уже говорил, было установление контроля со стороны НК ЮКОС над всеми поступлениями. В той структуре я не усматриваю никаких возможностей для хищения как физических объемов нефти, так и выручки от ее продажи. Я не могу понять, откуда берутся незаконно полученные средства, как они формируются. Не могу понять, как можно утверждать, что имеет место отмывание незаконно полученных средств».
Стив, на мой взгляд, был настолько убедителен, и вероятно, сторона обвинения заведомо располагала сведениями об уровне его профессиональной квалификации, что еще до начала дачи показаний прокурор Лахтин потребовал не допускать его к свидетельской трибуне в связи… с явной заинтересованностью в исходе дела! Когда же это не удалось и Уилсон уже многое успел рассказать присутствующим в судебном зале, был предпринят следующий, еще более оригинальный с правовой точки зрения демарш. Прокурор заявил суду, что следует незамедлительно прервать допрос свидетеля стороной защиты и дать возможность обвинению задавать вопросы. Несмотря на признание Лахтина, что такое действо не предусматривается законодательством и его ссылки на затягивание процесса адвокатами, он был усажен судьей на свое место без какого-либо реагирования на выдуманное процессуальное новаторство.
Тем временем Уилсон разделывался с «легализацией», объясняя, что выручка не могла легализовываться, а просто передвигалась из одной точки группы «ЮКОС» в другую, например при инвестиции средств. Она тратилась на приобретение стратегических активов или использовалась для предоставления займов.
Реакцию на такие убедительные доводы со стороны самого активного прокурора, готовившегося к своей части допроса, описали журналисты: «В течение всего пятиминутного перерыва Лахтин, злобно откидывая стул, бросался то из зала номер семь, то назад в зал, в совещательную комнату к судье». Когда метания закончились, присутствующим пришлось ознакомиться со сферой прокурорских интересов, направленных на свидетеля. Тот пожелал выяснить у Уилсона длительность его рабочего дня, в чем состояла польза от его деятельности, где он получал оплату за работу, почему именно там, естественно – размер заработной платы. Большинство такого рода вопросов либо по протестам защиты, либо по инициативе суда снимались. Но стремление залезть в чужой карман и произвести там инвентаризацию было у Лахтина неудержимым. Когда он выудил из дела документ, где значилось, сколько заработал Уилсон в рублях и в долларах, нужно было видеть выражение лица прокурора: казалось, что еле скрываемая ненависть перемежается с осознанием им простой, но запоздалой мысли – не на того я учился!