Кресло устало скрипнуло, нехотя поддаваясь мужскому телу.
– О своем хвостике надо думать, – глядя на него смеющимися глазами ответила Людмила. – Откуда торчит, и где прищемил. Глядь – и поймешь, куда залез или во что вляпался.
Ответ заметно разочаровал Людмилу. Пустые выводы, а такими всегда представляются рассуждения любого нетрезвого мужчины, если не касаются женского умения хорошо выглядеть, поставили в ее попытках точку.
– Да ну тебя! Я о серьезном, а она… хвостики… – Самсонов всё понял и устало поник головой. Пыл прошел. Напор угас. Силы иссякли. Всё сказанное уже казалось лишним. – Ты про печальку какую-то говорила? – спросил он, будто диалога и не было.
– Маленькая есть, – грустно ответила женщина и долгим взглядом посмотрела в окно. От странного взгляда и тихого голоса хозяину стало опять не по себе.
– Нет, серьезно, что-нибудь на работе?
– Да всё в порядке, – Толстова невесело улыбнулась, – лучше скажи, отчего не побрился?
– Ну, знаешь, – Самсонов с облегчением вздохнул, – твой Пьер Безухов месяц терпел вшей в плену, а уж меня небритого… денек и на свободе – потерпишь.
– Потерплю. Свобода вечной не бывает. Я с тобой многое стерпела… Осталось стерпеть тебе…
– Нет, – Самсонов нервно потянул щеку и вытянулся, – давай-ка, милая, выкладывай! Что случилось?
– Как скажешь… Беременная, дружок. А ты – будущий отец, – и с той же грустной улыбкой женщина опустилась в кресло рядом. – Как известие? Ко времени?
– Известие, как известие, – пожал плечами Самсонов, делая вид, что особенного ничего не услышал. Но и, по правде говоря, сказанное до него полностью не дошло. Молодой человек обмяк и уставился в угол комнаты. Прошло около минуты. Гостья неотрывно смотрела на него, понимая всё.
– Когда… узнала… то есть, сколько уже? – продолжая смотреть мимо, спросил он.
– Два месяца, – Людмила медленно откинулась на спинку. Движение говорило об одном – самое тяжелое позади.
– И… что будем делать?
– Я? Рожать.
– А меня из решений вычеркнула?
– Из своих решений можно вычеркнуть только себя. Или ты про цветы на день рождения… ребенка? – легкая усмешка пробежала по лицу.
– Да что ты… будто… – Самсонов дернулся, – будто я против. Рожать так рожать.
Гостья опустила глаза, расправляя и складывая снова мокрую тряпку. Минуту они сидели молча.
– Спасибо и на том, – наконец выдавила она.
Молодой человек почувствовал – наступил момент, который не минует ни один мужчина в мире, ни в какие времена. И момент этот отличается от всех других только тем, что обязывает сказать особые слова. Но и включать особое место, где они должны прозвучать. Одни – поведут к трагедии, другие свяжут сердца. Но прежде каждый из мужчин неизменно попадает в петлю времени, которое застывает для них. В эти несколько секунд или минут все, вложенное в человека, прожитое и пройденное, бросается на весы судьбы. И слова… те или другие, медленно всплывая и отражая совершённое, выстраиваются перед ним, уже диктуя свою волю.