Он всегда боролся с собой – «измотанность» была не просто словом. Но его отношения с женщинами были только частью «борьбы». Он помнил, когда это началось, когда захотел менять в себе что-то. Повезло. Встреча с Бочкаревым, работа на кафедре, знакомство с Андреем и… конечно ОНА. Хамство, которое Самсонов переносил с легкой усмешкой, стало нетерпимым. Лицемерие, скабрезность, которые и раньше не принимал, но терпел, ушли со многими «попутчиками» в прошлое. Он перестал ругаться, меньше дружить с «Бахусом», как-то упорядочил свою жизнь. И хотя случались досадные промахи, они вызывали в нем именно досаду, а не желание поделиться, пошутить и забыть. Окружение сменилось и начало лечить. Поступками, отношением, взглядами, роль и значение которых часто понимал потом.
Оттого и очевидная неуместность шутки с Безуховым, сейчас, и тоже к удивлению, напомнила, как ни странно, рассуждения самой Людмилы о попытках снять фильмы по известному роману, которым не было числа. Об убежденности, что следуя, и дословно, страницам, и выдавая тысячи серий, режиссер никогда не оживит созданного ее, Людмилы, воображением. Да и воображением каждого читателя. Потому что воображения те, как и фантазии актеров, автора, других людей, рождающих шедевр, будут всегда расходиться, а значит, неизбежно мешать друг другу, и вопрос будет лишь насколько. Как и сейчас, в этой квартире, но лишь у двоих, тоже могло что-то родиться, и это «что-то» также зависело от того, насколько расходятся их представления о нём. Но чтобы представления сошлись, и нужно-то было сказать именно те слова, которые соединили бы мысли, чувства и желания обоих. Не толкаясь, не втискиваясь между другими, а совпадая, «вкладываясь», дополняя. Ведь слова и трагедия в подобных случаях часто идут рука об руку. Они и определяют – быть ли месту и времени отдельно у каждого, или слиться в единое целое.
К тому же, в ожидании события, бегущего следом за первым, находились уже не только они, но и плод таких расхождений, случайностей и совпадений. Ждал, замерев – была ли среди трех обстоятельств любовь.
«Надо бы сообщить матери…» – вдруг подумал он, но тут же прогнал эту мысль, понимая, что следует решать сейчас, какой делать выбор, перед которым все остальные дела терялись, отходили на второй план. Среди путаницы мыслей и воспоминаний, показался странным вопрос, который совершенно естественно приходил уже несколько раз: почему молчу? Вспоминаю? Медлю?
Самсонов еще раз посмотрел на Людмилу – та не шевелилась. Наверное, вот почему!.. – неожиданная догадка поразила простотой, – выстроенное разумом представление о событии и не могло совпадать с представлением о том же сидящей напротив. Он уже понимал, что воображение ее, также как и воображение тысяч других девушек в подобной ситуации, строило не то, что видит мужчина, а совсем иное. Более полное, прочное, основательное. Потому как в основательность ту положена иная причина – забота матери о плоде. Её любовь. Любовь, отодвигающая другую, знакомую, испытанную… не изгоняя, а именно отодвигая, давая место еще одной. И вторая, уступая, приближала то, что и называется жизнью в любви. Ко всем и всему, без исключения. Жизнью, у самой границы понимания ее беспредметности и безнаправленности на кого-либо. Безграничности и бесстрастности. Удивительного дополнения каждого другим. Он захотел – а она уже посмотрела. Она протянула руку, а он уже вкладывает цветок. Творец отводит от любви трагедии. Но люди не веря, что бывает такое в жизни… губят ее и винят в бедах.