– А музей? Каждый день выносят из залов штукатурку! Год уже просят!
– А детский театр?!
– Успокойтесь, успокойтесь же! Уважаемые члены правления! – сидящая справа помощница призывала к порядку. – Прошу говорить по очереди.
– Да какая очередь, господа? – тридцатилетний молодой человек от промышленной палаты говорил спокойно и громко. – Чтобы получить помощь из «главного» дома, в любых формах, надо шагать погромче. Тогда о вас и заговорят. Ведь чего не хватает? Денег. Почему? Чем более фонд известен, тем значимее для всех, в том числе и власти. А известность – это шаги. Если мы поможем в создании галереи, и у входа будет информировать об этом табличка – тысячи людей узнают о нас, чем занимаемся, что даем городу, а это главное. И я согласен с правильностью довода: «Третьяковка» – это звучит! А у нас свои Третьяковки, «свои» яйца Фаберже. Вкладывайте, милости просим. А студия? Кто слышал? Ведь им, власти, – он кивнул за спину, – сейчас позарез нужны не только доклады о возрождении культуры, после скандалов с эпатажными выходками модернистов по стране… Вы же смотрите телевизор? А и лояльность электората – впереди выборы. Важен имидж бизнеса. И ее роль в его благонамеренности. И бизнес это понимает. Вот и давайте поможем. И нам ответят тем же. Причем любая вновь избранная власть – припишут-то себе. Ну, а людям… я уже сказал, будет куда сходить и сводить… Досуг, одним словом.
– Для меня за кадром, что вы понимаете под «своими» яйцами, но путаница в том, что нужно бизнесу, и что нам – налицо, – директор спецпроектов студии смутилась, услышав смешки, и тут же добавила: – Простите, если слишком прямо.
Елена прикрыла улыбку ладонью.
– Ничего, ничего, это приводит в чувство… проверено, – еще один мужчина в поношенном пиджаке с орденскими планками вступил в разговор. – И знаете, что я скажу, совет ветеранов готов подождать обещанной помощи ради такого случая.
Елена знала, что ветераны после обращения студии побывали там.
Мужчина продолжал:
– Семьи с детьми-инвалидами, с детьми под опекой. У многих родители осуждены – это может стать поводом для формирования изоляционного отношения к ним. Те же родители благополучных семей из осторожности могут навязывать такое отношение. Тяжело… Я сам рос без отца… и чувствовал это. Каждый день… Мы знакомились с работой студии. Многие просто бежали из дома. А ведь они также музыкально одарены, тянутся к доброте, заботе, но не находят. Люди знают всё о дорогом лечении рака у детей, о нужде в пересадках, о тяжелых заболеваниях скелета. Но есть и другая нужда – в душе. Нашей душе от болезни невнимания, отторжения. И кто знает… что важнее… Здесь не надо дорогих лекарств. Но как мало слышат этих отверженных. Кроме тех, кто сдвинул все с мертвой точки, – он кивнул на гостью, – госпожа Мара, уж позвольте мне так вас называть, с коллегами совершили подвиг. Ведь, что делает врач? Свою работу… на наши деньги. А здесь люди отринули какие-то личные радости, личные нужды… да и нужды своих семей, ради других. Различие есть… А ведь «отверженные», да, да, именно так, – видя скептические усмешки, повторил мужчина, – вырастут и окажутся рядом, на тех же перекрестках, в тех же домах. Рядом с моими детьми, с вашими. Кем они станут для них? Другом, женой? Или озлобленным соседом? Обиженным на жизнь, страну, одноклассников. Поймите, это те же девочки и мальчики. Протяните им руку… и они… ответят тем же. Помогут другим сиротам, а то и создадут подобный фонд… Порадуемся. Помочь-то надо малым – не хватает инструментов, мизерные зарплаты… даже нельзя называть так… – пожнём большее. Конкретно, здесь, сейчас… у нас есть такая возможность – голосуйте. Сделайте выбор за тех, у кого ее нет.