– ???
– Человек должен умереть, не догадавшись, что предопределен не только его путь, но и выбор пути, который приписывает себе, будто бы лично выбирая между добром и злом. Взваливая на себя вину первого необдуманного шага, заблуждаясь, что мог бы поступить иначе. Не должен он догадаться. Иначе смысла в вере нет. Чувство вины за всё сомнительное, совершенное в жизни, даже задуманное, только в этом случае породит страдания, муки совести и казнь. Казнь! Но именно она и только казнь изгонит вон из человека родовое зло. А его место заполнит прощение. И совершится возврат плода змию. Это и есть сверхзадача, ради которой тратится каждый, оставляя земле лишь тело.
Андрей с удивлением смотрел в упор.
Парень замолк, отвечая таким же прямым взглядом, затем вздохнул и добавил:
– А вы совсем поистратились, Андрей Андреевич, это уже… даже не печально…
– Значит… выход все-таки один… Адажио.
– Адажио, Андрей Андреевич.
Наскоро и машинально перекусив в буфете первого этажа, не отойдя еще от разговора, мужчина направился в сторону набережной. Туда же, куда когда-то направился и государь император, тоже после легкой закуски, но которая не мешала ему видеть, в отличие от власти нынешней, угрозу нерушимости страны в отсутствии железных дорог на восток. И построил их больше, чем Россия за четверть века «независимости» от собственных граждан, праздник по которой стал таким же смутным, как и благополучие на ее просторах. Но все-таки общее – закуска – осталась. Прижилась. Вместе с дорогами. Правда, замаячили и пути. В будущее. Непьющее и великое.
Присев на скамейку у памятника императору, Андрей задумался.
Читатель не поверит, но в это самое время наш знакомый – председатель отделения Союза писателей Виктор Викторович Крамаренко так же задумался, отложив газету «Московский литератор» с рассказом Владимира Андреева, в котором упоминалась улица «Трубная» старой Москвы, что у Цветного бульвара, и «на которой, кстати, одно время жила семья Чеховых». А задумался он над следующими словами, что показались ему весьма своевременными:
«На каждой сотне шагов вы встретите полсотни кабаков, пивных лавок, погребков, где пропиваются вместе со старыми сапогами и негодными рукавицами десятки жизней, умов, совестей…».
Именно таким, через две недели после знакомства с модным гаджетом, «продвинутым», как выражался Андрей, способом общения, Крамаренко почувствовал, что выжат. Весь до капельки. Что у него закончились и старые сапоги, и все негодные рукавицы. Но это была уже вторая черта «своевременности» рассказа.