Лутели улыбнулась и слегка присела в приветствии. Лена не знала, сохранять ли озабоченность или вести себя как прежде. Она беспомощно поглядела на маленького спутника.
– Ты не дослушала Слепого, – виновато сказал Жи Пи. – Я должен был настоять…
– Да ладно… – девушка хотела что-то добавить, но раздумала. Затем, повернувшись к герцогу, решительно сказала: – Что-то мне расхотелось в зал удовольствий, сладостей и наград. Вы говорили про зал восторга… Пойдемте туда.
– О! Я тоже не хотел терять времени! – воскликнул провожатый. – Но твой поступок превзошел мои ожидания. Хочешь оваций, славы и восторга? Похвально, похвально. И так скоро… Тогда не мешкать! Прошу!
Он указал на золоченую арку.
Уже вчетвером они двинулись вперед.
Герцог шел очень быстро. Свита еле поспевала за ним.
Отель спал. Елене же долго не удавалось получить то, чем совершенно бесплатно по ночам, одаривал постояльцев старый корпус. Наконец, подарочная коробка настигла адресат.
Две старушки, те, что давным-давно, в ее детстве, обсуждали слепого, от которых и узнала, что он родился таким, стояли у «Макдоналдса», на Сухаревской. Женщина отчетливо слышала каждое слово.
– Вчерась, Полина-то опеть в церков ходила. Уж лет пять как не пропущаеть воскресной службы… все причашается, – первая, сухонькая, стояла к Елене лицом.
– Так надо, надо, чем чаще, тем лучше, Глафера, – вторая вздохнула. – Хорошо, кабы молодухой-то да поумней была, а то, вишь, как выходит, года-то не разум. Только прибавляются. А умишко и отнимется – не заметишь. Хватишься, ан, поздно. То немощи не дают, к богу-то придтить, а то и забывчивость. Грехи-то не вспомнить уж… так нераскаянными и останутся. – Она снова вздохнула. – А иные ходють, да уж непонимаючи. И там, и там наказание, избави господи…
– А мне батюшка говорил, что Иуда тоже причастился… и хлеба вкусил, и вина отпил, – чуть понизив голос, продолжала первая. – А с причастием в него вошел сатана. С причастием! Слышь?
– Да господь с тобой! – замахала руками вторая. – Скажешь тоже! С причастием!
И суетливо закрестилась.
– Так и есть, – обиделась собеседница, – батюшка-то шибко строгий был. Говорил, к нему готовиться надо, к причастию-то. Сокрушенным сердцем принимается… Сокрушенному от стыда, говорил. А так – опасно. А я-то, чего стыдиться, думаю. Посты блюду, свечки ставлю, а он и говорит, – старуха наклонилась к соседке, – Мария Египетская всего два раза причашалась. В жизни-то. А ты, бабушка, о другом думаешь, раз не в чем каяться. Ступай, говорит… Давно уж это было. И батюшка помер… царство небесное…