– Ну, о ней я тебе уже все сказал, а что касается моего кума, за него я отвечаю. Ты должен поступить разумно. Если действительно веришь мне, сегодня же вечером пойди к Саломе и, не подавая вида, что знаешь о ее чувствах, поговори с ней.
– Ладно, с вашей помощью! Так вы ручаетесь за все?
– Знай, Саломе – самая честная, хорошенькая и хозяйственная девушка, какую ты только можешь встретить, и мои кумовья, я уверен, отдадут ее за тебя с радостью.
– Право же, я всей душой хочу пойти к ней.
– Но если будешь откладывать, а Саломе рассердится и ты ее потеряешь, – пеняй на себя.
– Я пойду, хозяин.
– Договорились. Незачем и просить, чтобы ты известил меня, как идут дела, я уверен, ты будешь мне только благодарен. А теперь прощай, уже скоро пять.
– Прощайте, хозяин. Да наградит вас бог. Я все вам расскажу.
– Остерегись только петь свою песенку, как бы не услышала Саломе.
Тибурсио расхохотался.
– А что, она может обидеться? До завтра! И верьте, я все сделаю.
Глава L
Никогда не буду огорчать тебя
Часы в гостиной пробили пять. Мама и Эмма поджидали меня, прогуливаясь по галерее; Мария сидела на нижней ступени лестницы, зеленый цвет ее платья прелестно сочетался с темно-каштановым оттенком волос, заплетенных в две толстых косы; полусонный Хуан играл ими, примостившись у нее на коленях. Когда я спешился, Мария уже была на ногах. Малыш взмолился, чтобы я чуточку покатал его на лошадке; Мария подошла, держа его па руках, и помогла усадить между седельными сумками.
– Ровно пять, какая точность! – шепнула она. – Если бы так было всегда…
– Что это ты сделал сегодня со своей Мимией? – спросил я Хуана, когда мы отъехали от дома.
– Это она сама была сегодня дурочкой, – отвечал он.
– Как так?
– Потому что плакала.
– А! Что же, ты ее не утешил?
– Да она все плакала, хоть я и целовал ее, и цветы приносил. Тогда я сказал маме.
– А мама что сделала?
– Мама ее обняла и утешила. Мимия больше любит маму, чем меня. Она была дурочка, только ничего ей не рассказывай.
Я снял Хуана с седла и передал его Марии.
– Ты уже полила лилии? – спросил я.
– Нет, ждала тебя. Поговори немного с мамой и Эммой, – тихонько сказала она, – а потом я выйду в сад.
Мария всегда боялась, как бы моя сестра и мать не были на нее в обиде за то, что я несколько охладел к ним, и старалась возместить своей любовью недостаточное проявление моей.
Полив цветы, мы с Марией уселись на каменной скамье над ручьем, протекавшим у самых наших ног. Пышные кусты жасмина скрывали нас от всех, кроме Хуана, но тот был увлечен своим делом: весело распевая, он пускал по течению сухие листья страстоцвета с сидевшими на них жуками и стрекозами.