Красовит уже собрался возмутиться, что их хотят даром заморозить, но тут на пороге показался человек, и он от удивления смолчал. Это тоже была женщина, но другая. Среднего роста, закутанная в бобровую шубу, покрытую не чем-нибудь, а настоящим шелком, женщина была уже не молода, но ее смуглое лицо с непривычными, иноземными чертами было довольно красиво. От ее больших темных глаз, черных бровей веяло чем-то таким заморским, что Красовит оторопел.
Женщина окинула его взглядом, не подходя ближе. Под этим взглядом Красовит невольно постарался сесть попрямее и принять настолько достойный вид, насколько позволяли раненая рука и связанные ноги.
– Кто ты? – спросила женщина.
Красовит почему-то растерялся и молчал, не зная, как ответить. Рыжий с топором тут же вразумляюще пнул его в бок и рыкнул: «Ну?»
– Не надо! – Женщина подняла руку, вынув ее из куньей рукавицы. – Не бойся, воевода. Назови мне твое имя.
– Красовит, – прохрипел он. – Сын Секача.
– Ты знатен?
– Да. Мой отец – кормилец княжича Буяра и смолянский воевода.
– Ты из дружины смолянского князя Зимобора?
– Да.
– Где он?
– Не знаю. Где я сам-то, не знаю. И чем все кончилось вчера – не помню.
– Послушай… – Женщина помолчала. – Ты ведь хочешь вернуться в Смолянск?
– Еще бы, – буркнул Красовит.
– Если ты не захочешь дружить со мной, я прикажу продать тебя на Восток. Ты ведь этого не хочешь? Я знаю, для воина рабство хуже смерти, да?
– Сама знаешь, чего спрашиваешь?
– Ты хочешь помочь мне?
– Смотря чего надо. – Красовит нахмурился.
Дураку ясно, что просто так воли не дают. Сейчас ему предложат сделать гадость князю Зимобору. И хотя Красовит не любил его, Зимобор принял их с отцом службу, они клялись ему в верности, и даже ради своей жизни Красовит не мог решиться на предательство. Хотя жизни и свободы ой как хотелось…
– Ты поедешь со мной к князю Зимобору и поможешь мне выкупить моего сына, живого или мертвого, – ответила женщина, и голос ее дрогнул.
Красовит вытаращил глаза. Какого еще сына?
* * *
До рассвета смолянская дружина просидела за стеной из саней и щитов. Но вот рассвело, пора было что-то решать.
– Пойдем жилье искать какое-нибудь, – объявил Зимобор, созвав к себе воевод. – Хоть раненых погреем, а то загнутся у нас люди на снегу. Грузим, запрягаем. Давай, Любиша, ты у нас самый здоровый теперь, бери своих и поезжайте вперед. Увидите хоть какую весь – давай туда, и если угрян там нет, занимайте.
Разобрав «крепость», поклажу погрузили на сани, на мешки положили раненых, кто не мог идти. Мертвых пришлось пока сложить в кучу и накрыть лапником – заниматься похоронами сейчас было не время. Ополченцы грузили и запрягали, а кмети стояли кольцом вокруг обоза, держа наготове оружие и не сводя глаз с опушки леса по обе стороны. На высокий берег Зимобор тоже послал два десятка кметей, чтобы исключить нападение по-вчерашнему, сверху.