— Других примеров приводить не буду. Все сводится к следующему: то, что мы неопределенно именуем «случайностью», есть итог взаимодействия ряда вполне конкретных факторов — в основном расклада карт и привычных способов тасовать колоду. — Вид у Карра был столь торжественный, словно он только что вывел базовое уравнение теории относительности. — Порой в сдачах нет ничего особенного, а порой они принимаются безумствовать — длинные масти, пропуски и тому подобное. Иногда карты упорно ложатся на север и на юг, а иногда — на запад и на восток. Везение? Случайность? Тысячу раз нет! Это — действие различных известных причин. Опытные игроки таким образом могут определить, у кого на руках ключевые карты. Они помнят, как сбрасывались карты при прошлой сдаче, как собирались вместе, они замечают, как перемешал их тасующий. И при следующем заходе они играют уже не вслепую! Все очень просто, просто до нелепости. Любой мало-мальски приличный игрок в бридж…
Мысли Нормана перескочили вдруг на предмет, имевший отдаленное отношение к рассуждениям Карра. А если распространить принцип профессора за пределы бриджа? А если предположить, что совпадения и прочие случайности отнюдь не случайны? Если допустить, что существуют люди, способные устраивать их по своему желанию? И это вполне естественно — так почему же его тогда бросает в дрожь?
— Интересно, что могло задержать Ганнисонов? — проговорил профессор Карр. — Не сесть ли нам за стол?
Быть может, мы успеем сыграть один роббер, — прибавил он с надеждой.
Дверной звонок положил конец его упованиям.
Ганнисон выглядел так, будто не успел проглотить за ужином последний кусок, а Хульда держалась неприветливее обычного.
— Мы торопились изо всех сил, — бросила она Норману, который распахнул перед ними дверь.
Подобно обеим ранее пришедшим женщинам, она тут же отвернулась от него и подступила с приветствиями и расспросами к Тэнси. Норман испытал неприятное ощущение, похожее на то, которое ему пришлось пережить, когда они, только-только обосновавшись в Хемпнелле, впервые принимали у себя коллег. Тэнси казалась ему беззащитной рядом с тремя другими профессорскими женами.
«Ну и что? — спросил он себя. — По хемпнелловским меркам, агрессивность — первая женская добродетель.
Здешние дамы, похоже, не спят ночами, размышляя, как им устранить тех, кто преграждает их мужьям дорогу к президентскому креслу.
А Тэнси… Но ведь Тэнси занималась именно этим; вернее, она говорила, что те занимаются именно этим. Она» и к чему не причастна. Она лишь…»Мысли Нормана перепутались, и он отогнал их подальше.