— Мы живем в мире, где все построено на зависти и соперничестве, — развивал свою мысль Норман, — А соперничество внутри колледжа вроде Хемпнелла в силу того, что тут ты у всех на виду, хуже любого другого. Ты согласна?
— Я думаю об этом много лет, — отозвалась Тэнси.
— Разумеется, никто не действует в открытую; однако исподволь можно добиться куда большего, чем напрямик.
Подобная манера поведения вообще присуща человечеству как таковому.
Глядя на Хемпнелл, Норман попытался вообразить в материальном воплощении тот заряд недоброжелательства и злобы против него, который мало-помалу накапливался в стенах колледжа. По спине его поползли мурашки; он осознал вдруг, к чему неизбежно приведут такие мысли. Походило на то, что темная сторона его мозга вот-вот восторжествует над светлой.
— Эй, философ, — окликнула его Тэнси, — не желаешь?
Она протянула ему маленькую серебристую фляжку.
Норман узнал ее:
— Не ожидал, что ты сохранишь ее.
— Да? Помнишь, как я предложила ее тебе в первый раз? По-моему, ты был слегка шокирован.
— Но выпил.
— Выпил, выпил. Бери.
Норману показалось, будто он проглотил жидкий огонь. Внезапно нахлынули воспоминания: о годах дурацкого» сухого закона «, о Горэме и Новой Англии.
— Бренди?
— Не совсем. Оставь мне.
Воспоминания затопили темную половину мозга, она скрылась под ними, как суша под поверхностью воды.
Норман взглянул на Тэнси. В ее зрачках отражалась луна.
Конечно, она ведьма, самая настоящая. Она — Лилит.
Иштар[Лилит — злой дух женского пола в иудейской демонологии.
Иштар — богиня плодородия и плотской любви в аккадской мифологии.]. Надо сказать ей об этом.
— А ты помнишь, — проговорил он, — как мы скатились по откосу, прячась от ночного сторожа? В Горэме разразился бы грандиозный скандал, если бы нас поймали.
— Да, а потом…
Когда они отправились обратно, луна взобралась еще выше. Норман ехал медленно, не желая повторять тех глупостей, которые творил в былые годы. Их обогнал грузовик.» Две недели «. Черт побери! Кто он такой, чтобы слышать голоса? Жанна д'Арк?
Ему вдруг стало весело. Он подумал мельком, а не рассказать ли Тэнси обо всем, что он навоображал себе в эти дни, чтобы она посмеялась вместе с ним. Если поднапрячься, выйдет шикарная история о призраках. Существовала, правда, причина, по которой он не должен был ни о чем рассказывать Тэнси, однако сейчас она выглядела просто вздорной, ибо была частичкой, принадлежностью того мирка, откуда им почаще нужно вырываться. Разве жить — значит постоянно следить за собой, чтобы, не дай бог, не произнести чего-то такого, что оскорбит нежные чувства имярек?