— Какая красота! — выдохнула Жанна, останавливая Хилду и оглядывая маленькую лужайку, куда они приехали. Каждая ее сторона была около ста футов в длину, и находилась она всего в полумиле от дома, окруженная огромными соснами и осинами. В их ветвях вздыхал ветер, заставляя листья кружиться в причудливом танце. По краю лужайки протекала речушка Фоун-Крик, спускавшаяся с гор в долину, где сливалась с рекой Сан-Франциско, которая в свою очередь впадала в реку Джила, а та — в Калифорнийский залив.
— Сюда приходят на водопой олени, — сказал Сет. — Если нам посчастливится, сможем их увидеть. — Он с легкой улыбкой осмотрелся вокруг. — Давненько я здесь не был, не меньше полугода. А мальчишкой прибегал сюда прятаться чуть не каждый день.
— От чего же ты прятался?
Сет спешился, помог Жанне сойти с лошади, и они побрели по высокой, до колен, траве.
— Чаще всего от ссор моих родителей.
Жанна, обматывая лошадиный повод вокруг ладони, бросила на Сета удивленный взгляд, никак не ожидала от него такой откровенности.
— Эмми что-то мне рассказывала об этом.
Сет при упоминании имени Эмми с готовностью улыбнулся.
— Она всегда была на моей стороне, но, к сожалению, интересуется моими делами значительно больше, чем мне хотелось бы. Если она тебе что и рассказывала, то с одной целью — расположить ко мне.
— Возможно.
— Ну и как? Сработало?
— Разумеется. — Жанна продела свою кисть в его согнутую в локте руку. — Она сказала, что твоя мать ненавидела здешнюю жизнь.
— Да, ненавидела. И ненавидит до сих пор. Родители мои живут в Финиксе и почти никогда сюда не приезжают. А я посещаю их на Рождество и когда бываю в городе по делам. — Он замолчал, вспоминая, очевидно, свое детство. — Я разрывался между матерью и отцом. Папа любил ранчо, а мама терпеть не могла. Ему хотелось жить здесь, а ее тянуло в город. Мы с ней ездили в гости к ее родителям и проводили по нескольку недель в их доме, который я начинал ненавидеть с первых же дней.
— Тебя тянуло сюда?
— Да, здесь был мой родной дом, который она никогда не считала своим. Тогда я ее осуждал за это, но сейчас смотрю на все иначе. Она ведь выросла не здесь. У ее отца была куча денег, она ни в чем не знала отказа. Привыкнуть к деревенской жизни мама так и не сумела. Мне кажется, что она предчувствовала это заранее, но лгала отцу. Вот это-то и мучило меня больше всего на протяжении многих лет.
Жанна почувствовала себя преступницей.
— Лгала?
— Да, говорила, что сможет здесь жить, зная наперед, что обязательно уговорит его уехать отсюда. Будь у нее семья попроще, она, думаю, смогла бы примириться со здешними условиями.