– Да, – сказала Хармиона. – Посмотри и умри, ты, лишившая меня чести и достоинства, а Египет царя!
Клеопатра подняла глаза и увидела страшные образы. Ее дух, отлетающий от тела, быть может, услышал слова, к которым остались глухи мои уши. Ее лицо исказилось от ужаса, огромные глаза словно выцвели, и, пронзительно вскрикнув, она упала и умерла, отправившись со своей зловещей свитой в уготованное ей место, где ее уже ждали.
Так я, Гармахис, насытил свою душу местью, исполнив волю жаждавших справедливости богов. Но я не чувствовал радости, сердце мое было пустым. Ибо пусть даже то, чему мы поклоняемся, несет нам гибель – а Любовь более безжалостна, чем смерть! И мы, когда приходит час, отплачиваем той же монетой за наши муки, – мы все равно не можем перестать любить, мы все равно продолжаем тянуть руки к нашей потерянной Страсти и орошаем своей кровью алтарь нашего развенчанного Божества.
Ибо Любовь соткана из Духа, и она не подвластна Смерти.
Глава IX
О прощании Хармионы, о смерти Хармионы, о смерти старой женщины Атуа, о возвращении Гармахиса в Абидос, о его исповеди в Зале Тридцати Шести Колонн, и о приговоре, который вынесли Гармахису верховные жрецы
Хармиона отпустила мою руку, которую все это время сжимала, охваченная ужасом.
– Твоя месть, о Гармахис, ужасна! – произнесла она хриплым голосом. – О Клеопатра, ты совершила множество грехов, но ты была истинной царицей! Помоги мне, принц, надо перенести этот прах на ложе и убрать по-царски, чтобы она своим безмолвием оказала последний прием посланникам Октавиана, как подобает последней царице Египта.
Я ничего не ответил, ибо на сердце у меня было тяжело, и теперь, когда цель моей жизни была достигнута, мною овладела неимоверная усталость. Мы вместе подняли тело и положили на золотое ложе. Хармиона надела ей на восковой матовый лоб золотой урей, причесала черные, как ночь, волосы, в которых не было ни единой седой волосинки, и в последний раз закрыла глаза, совсем недавно сверкавщие красотой и переменчивые, как море. Она сложила холодные руки на груди, в которой некогда бушевала страсть, выпрямила согнутые под вышитым одеянием колени и у головы положила цветы. Клеопатра в дарованном смертью холодном величии была еще более прекрасна, чем в овеянный дыханием живой красоты час наивысшей славы!
Мы отошли на шаг и посмотрели на нее и на мертвую Ирас у ее ног.
– Всё! Свершилось! – промолвила Хармиона. – Мы отмщены. А что теперь, Гармахис, пойдем той же дорогой? – Она кивнула на стоявший на столе фиал.
– Нет, Хармиона. Нет, я продолжу жить. Продолжу жить, чтобы умереть гораздо более жестокой смертью. Мое земное покаяние я не могу закончить так просто и не могу сам прервать срок искупления своей вины.