, но она ничего не дала — кроме того, что вернула мне Поля. Одно везение — или невезение — на тысячи других. Я не опасалась его приезда — немцы отпускали в основном крестьян. Я давно привыкла к мысли, что буду любить его отсутствующего, и часто рассказывала о нем Камилле. Это был третий угол в нашем треугольнике, создававший равновесие, наш ангел-хранитель — невидимый и потому безупречный, достойный прощения. Но, видимый, присутствующий, он уже был отнюдь не безупречен и прощения недостоин. С его приездом все осложнилось. Мы обе долго плакали — я оттого, что он снова возник в моей жизни, Камилла — оттого, что он впервые возник в ее жизни.
— Почему папа тут?
— Так полагается, моя радость, папы всегда живут вместе со своими детьми, как и мамы.
— Нет! Мамина кроватка моя! А папа пускай спит на войне.
Какое блаженство спать рядом со своим ребенком, пребывая в безмятежности от сознания, что можно просто спать, не опасаясь вторжения мужчины. Вторжению верного мужчины уступаешь, и порой это бывает хорошо, но если он неверен, то закрываешь глаза и чувствуешь, что тебя неудержимо клонит в сон — или тошнит, трудно разобрать.
Камилла не подпускала его ни под каким предлогом, и стоило ему появиться, спасалась в моих объятиях. Поль страшно огорчался. Она не желала гулять с ним, а когда он уходил из дому, ее маленькая ручка дергала меня за юбку и она спрашивала с надеждой:
— Папа пошел на войну?
— Нет, моя радость, вечером он вернется.
— Пускай лучше Софи вернется!
Меня не отпускала тревога: опасность снова стала реальной. Пока еще отказ Камиллы от прогулок с отцом играл мне на руку, но в конце концов она привыкнет к нему, смягчится и между ними установится согласие. В один прекрасный день она захочет пойти с ним качаться на качелях, и что будет, если Анни, как всегда затаившаяся где-то поблизости, увидит их вдвоем? Она бросится к Полю, упадет на колени и начнет умолять его поверить, что Луиза — ее дочь, а Поль спросит: «Какая Луиза?», и Анни укажет на Камиллу, которая, летая взад-вперед на качелях и радостно болтая ножками, уже начинает думать, что папа хороший, вон как сильно он ее раскачивает — до самого неба, гораздо выше, чем мама. И тут Поль увидит, что Анни стала еще красивей, и не захочет ничего слушать, когда она попытается ему сказать, что работает в «Ранней звезде», а будет только любоваться ее улыбкой, так похожей на улыбку Камиллы, — странно, что он сразу этого не заметил, ведь их сходство бросалось в глаза. И они уйдут — втроем, взявшись за руки.
А потом был тот ужасный вечер. Через несколько недель после приезда Поль объявил мне в своей обычной манере, что прошлое не умерло.