Поль знал, что Анни не беременна, вовсе не благодаря занавеске, а просто потому, что в первый раз в комнате без стен между ними ничего не произошло; но любовь и логика несовместимы, и Элизабет ни о чем не догадалась.
Какой жест, какое слово, какая внезапная пауза заставили Поля и Анни полюбить друг друга, знают только они сами. Только они знают, когда ложь Поля превратилась в правду, а белая муслиновая занавеска действительно стала их тайным знаком.
Следя за любовниками, за их позами, исключающими зачатие, Элизабет не обратила внимания на их шепот; бессильная ярость от невозможности разобрать слова заслонила от нее главное — их подозрительное перешептывание в тишине; почему они переговаривались вот так, еле слышно, если считали, что они одни?
Элизабет должна была бы понять, что этот шепот — привычка, оставшаяся от других свиданий, о которых она не подозревала, привычка, свидетельствовавшая об их встречах в другие дни недели, потому что суббот им уже не хватало, — о встречах, когда они были в доме не одни, так как Элизабет тоже находилась в «Лескалье».
И теперь, когда белая занавеска в комнате без стен развевалась на ветру, это означало, что сегодня ночью Анни ждет своего любимого.
Глядеть на свет.
Луи яростно жал на педали, озеро было уже в нескольких сотнях метров; проезжая мимо «Лескалье», он машинально притормозил, ища глазами велосипед Анни, прислоненный где-нибудь к ограде, но ничего не увидел, только в окне одной из комнат трепетала на ветру белая занавеска, точно призрак.
Только в окне одной из комнат трепетала на ветру белая занавеска — знак, что Анни ждет своего любимого.
Анни не умерла.
Камень, ножницы, бумага, карандаш, огонь, ВОДА. Тело Анни так и не было найдено. Анни не умерла.
Жак, вероятно, расставлял силки для кроликов или рубил дрова, когда вдруг увидел Анни, несущуюся на велосипеде к озеру; она швырнула велосипед на землю, набила карманы камнями и бросилась в воду в самом опасном месте.
Жак побежал к озеру так быстро, как позволяла ему хромая нога, и нырнул в илистую воду; он долго шарил в этой мутной воде, ничего не видя, и наконец почувствовал под руками тяжелое от камней тело Анни; он вытащил ее и понес в «Лескалье».
Анни бредила, без конца повторяя одно и то же, и Жак выполнил ее просьбу: несмотря на холод, открыть окно, открыть окно, открыть окно! Чтобы развевалась на ветру белая муслиновая занавеска — знак, что Анни ждет своего любимого.
Жак сообщил Элизабет, что тело нашли. Деревенские слухи невразумительны, как «испорченный телефон»: никто никогда не знает, кто из игроков исказил правду. Элизабет должна была бы это понять.