— То добрый знак, — согласился Олаф, зорко вглядываясь вдаль. — И волна стихает.
— Может, чуть вздремнёшь? — поинтересовался младший. — Я постою.
— Держи, — Олаф уступил рулевое бревно. — А то я уже совсем задубел. Правь вон на тот мысок, — махнул на едва заметное пятнышко вдалеке. — Как дойдёшь, держи вдоль берега, а появится река, сразу меня буди, смотри один не суйся, понял?
— Да понял я, понял, — нетерпеливо кивнул Оттар.
— И за ветром поглядывай, а то что-то крутит с ночи, — дав последние наставления, старший потянулся, широко зевнул и побрёл к своей скамье. — И смотри буди, если что…
— Да ладно, не впервой, — отмахнулся Оттар. — Спи…
Смахнув налетевшие брызги, зябко поёжился и чуть приналёг на бревно. Драккар послушно взял вправо. Оскаленная лошадиная голова на носу покачнулась. Ветерок раздул всклокоченную гриву, словно кобыла и впрямь ожила и ударилась вскачь.
Оттар невольно улыбнулся. Ох и дорого же встал оберег, но оно того стоит. Не подвела колдунья. Так нашептала, что удача не покидает с самой весны. Сколько мехов, серебра взяли, а все живы-здоровы, а из ран лишь царапины одни. А те, что струхнули, пусть хлебнут лиха с Торкелем. Жалкие трусы! Как узнают, какой куш упустили, от зависти друг другу глотки перегрызут, псы шелудивые… Теперь вот ещё рабынь помоложе с десяток взять и можно домой. Если тот купец не соврал, дело плёвое. Захудалая лесная деревенька, бабы, детишки, мужиков раз, два и обчёлся. Да и те, кто покрепче — на промысле, остальные немощь. Лёгкая добыча, а какой куш! Почитай всю зиму можно как сыр в масле кататься. Теперь лишь бы только не сорвалось, только не сорвалось… О, могучий Один!
За неспешными размышлениями забрезжил рассвет. За спиной кто-то завозился и хрипло закашлял.
— Опять вся овчина вымокла… Проклятый дождь, да чтоб ему…
Оттар возмущённо оглянулся. Кому там не спится в такую рань?
Бурча всякие непотребства, коренастый крепыш на третьей скамье ожесточённо вытрясал намокшую накидку.
А, так и знал. Рыжий Ингвар, вечный задира. Видно эля вчера перебрал, теперь сам не спит и другим не даёт.
— Эй, Рыжий, потише там! Олаф спит, не видишь? Всю ночь отстоял!
Недобро зыркнув, Ингвар шмякнул овчину на скамью и в сердцах сплюнул за борт.
— Да ладно, не бухти, без тебя тошно. Скажи лучше, долго нам ещё тут полоскаться?
Оттар небрежно махнул вдаль.
— Недолго. Вон до того мыска, потом в реку зайдём. Там они…
Ингвар хищно оскалился.
— Это хорошо. Ух уж и пощиплем мы сегодня селяночек…
Оттар отвернулся, невольно ухмыляясь. Верно говорит, задира. Пощиплем, всласть пощиплем. Ох, и горяч Рыжий до боя. И так слова поперёк не терпит, а как до стычки дойдёт, совсем бешеный становится. Весь в крови, топором машет, ревёт, как медведь на случке. Как жив-то сам до сих пор остался, либо оберег носит заговорённый, не иначе. Да и братец его, Ньялль, тоже хорош, хоть и на три весны старше. Рыжий, словно лиса-огнёвка, с виду вроде поспокойней, а как в бой, так лучше держаться подальше. Рожа перекошена, изо рта пена, своих зацепит, и не заметит. А уж вражьи головы сносит в два счёта, любо-дорого поглядеть. Берсерки, одно слово. Зато и доля их в добыче выше, для таких не жалко…