— Ты любишь креветки и я решил приготовить их в честь приезда.
Это навело меня на мысль.
— Ты знал, что я приеду.
Он усмехнулся.
— Я подозревал это рано или поздно, но уверенности не было. Ты ничего не ела по дороге сюда. Угощайся. Еда не отравлена.
Я нерешительно покопалась вилкой в тарелке.
— Я не хотела приезжать, — наконец произнесла я. — Не хотела.
— Знаю.
— Ты, — с трудом произнесла я, слушая в соседней комнате шум воды. Эфраим еще не вернулся из ванной, — ты не разочарован во мне? Ведь я избегаю тебя.
Павел недолго размышлял над ответом:
— Разочарован. Но вовсе не из-за тебя. Ты не виновата, что боишься меня.
— Но…
— Перестань думать об этом и ешь.
Я улыбнулась.
— Что смешного?
— Ничего. Вспомнила кое-кого.
Отхлебнув вина, Павел потянулся за куском хлеба.
— Об этом Минаеве? Стоит ли тебе напоминать, что я откопал кое-что про него и думаю, тебе стоит узнать…
Неожиданно на Павла обрушился поток воды. Я завопила, выскакивая из-за стола и ища виновника глазами. Эфраим стоял напротив Паши, его грудь тяжело вздымалась. Вперив в него бешеный взгляд, Павел цветасто выругался.
— Что за черт?!
Ведро выпало из рук Эфраима. Стоит отдать ему должное, он не испугался Паши, так как я пугалась. Он схватил столовый нож и взмахнул перед лицом Паши. Тот, подняв руки, спокойной приказал:
— Отпусти нож.
— Убери от нее свои лапы.
— Где ты его откапала? — забавлялся Павел, игнорируя протянутый к нему нож, потянулся к ремню брюк. — Я завелся с пол-оборота.
Я выпучила глаза.
— Ты не станешь делать этого с моим другом!
И у меня на глазах.
— Другом?! — хором воскликнули они оба, с недоверием уставившись на меня.
— Да другом!
Паша фыркнул.
— Шутишь? — его пальцы потянулись к рубашке, — Тамарочка, будь добра, запрись вон в той комнате, — указал он на дверь слева. — Тебе еще рано слышать, что здесь произойдет.
— Невероятно, — только и смогла сказать, тяжело опустившись на диван, приложив ладонь ко лбу.
— Не раздевайся, ты придурок. Кто он, Тамара!
— Зачем спрашивать ее, если отвечу я?
Потерла лоб.
— Лучше скажу, иначе ты его напугаешь. Он мой дядя.
Эфраим расхохотался.
— Кто?!
— Да малыш, я ее дядя. У тебя с этим проблемы?
Тот понял, что над ним не подшучивают, уставился на меня.
— Пожалуйста, скажи, что это неправда.
— Правда. Павел Савельевич Одинцов — мой родной дядя.
Эфраим закашлял:
— Но тебе… — он осмотрел его с ног до головы, с головы до ног и увиденное ему не понравилось.
— Ты чертов педик!
— Каюсь, — ничуть не смутившись, подтвердил он, застегивая ширинку. Рубашку он не надел, оставшись в одних брюках. Шрамы на его теле всегда пугали, и сейчас я не могла не смотреть на них, не испытывая отвращение.