— В разведке всякое бывает… — Гордон заерзал в кресле. — Хочешь знать мое мнение, Моти?
— А это вообще возможно?
— Даже усталость не дает тебе права хамить старшему… — старик сморщился от резкой боли и в очередной раз поправил на животе грелку. — Я, между прочим, все еще твой босс. А ты — пока еще мой заместитель…
— Прости, Шабтай… Этот сопляк с мигалкой действительно меня достал.
— Этот парень нам действительно нужен, Моти.
— Ты уверен, что нам, а не ИМ?
— А ты уверен, что сейчас вечер, а не утро?
— Этого достаточно, — кивнул Проспер.
— Ну, и хорошо.
— Теперь я могу идти?
— Уже десять минут, как можешь…
Проспер усмехнулся, встал и направился к двери.
— Моткеле!
— Что еще? — Держась за ручку двери, Проспер полуобернулся. С расстояние в несколько метров он вдруг отчетливо увидел, как УСОХ казавшийся бессмертным Шабтай Гордон. — Что еще ты хочешь от меня?
— Скоро Песах… — подобие улыбки, блуждавшей на синих губах Гордона, напоминало болезненную гримасу старого, израненного жизнью сатира. — Постарайся, пожалуйста, никому не испортить праздник.
Проспер пожал плечами и вышел…
* * *
…Несмотря на будний день, возле церкви Сан-Джованни дельи Эремити было довольно много людей. На облупившихся мраморных ступеньках, ведущих к церкви, сидело несколько разморенных от хронического безделья нищих. Здесь же, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, гонялась друг за другом крикливая стайка подростков в ярких майках с английскими надписями. На примыкавшей к церкви улице Санторро движение было односторонним, но в Палермо на такие мелочи обычно внимания не обращали — изредка на встречную полосу выскакивали отчаянно клаксонившие машины с длинноволосыми молодыми людьми за рулем. Стоящий неподалеку пожилой карабинер вяло смотрел на привычную суету, не выказывая даже намерений штрафовать откровенных нарушителей правил дорожного движения…
В этой будничной суете никто толком не обратил внимание на неприметную серую «ланчию», мягко притормозившую в нескольких метрах от лестницы Сан-Джованни дельи Эремити. Из машины, не торопясь, вышли двое молодых мужчин в куртках и потертых джинсах, по виду — типичные сицилийцы: невысокого роста, с черными кучерявыми волосами и характерной для южан манерой ходить, придерживая рукой полы куртки. Через плечо одного их них висела большая холщовая сумка.
Спустя минуту оба, стремительно поднявшись по лестнице, растворились в полумраке церкви. Осенив себя перед входом католическим крестом, молодые люди вошли под сводчатые своды церкви, сели на деревянную скамью в последнем ряду и склонили головы. В помещении было не больше двух десятков прихожан — все они, разбросанные по скамейкам под величественными сводами церкви, беззвучно шептали слова молитв, уткнув лбы в скрещенные ладони…