Вообще, лейтенанту Тяглову после отвала хвоста надо было не пассажиров по небу катать, а сказать, что с него хватит подвигов на сегодня, принять сто граммов или все двести и ложиться баиньки. Клёпа настоятельно советовал именно это и сделать. Им нынче крупно повезло, а удача – штука с ограниченным запасом прочности. Старый механик дядя Боря Шмаровоз, когда увидал искалеченный самолет, одно только и сказал: «Чтоб я так жил, сынок, как ты долетел!»
И замполит, пожалуй, сглупил, когда спросил: «Руки-ноги не дрожат? А то в штаб фронта смотаешься?», а Тяпа вдвойне сглупил, когда утер расцарапанную физиономию и ответил: «Да хоть сейчас!» Но ведь и замполита надо понять, он дядька мировой и просил тебя по-человечески не ради прихоти. Ему требовался надежный пилот, который сто пудов не заблудит без штурмана, а вдобавок уже возил Жукова и не забоялся – это, знаете, тоже имеет значение. Некоторые как увидят Жукова, сразу до ближайшей воронки бегут. А Тяпа чувствовал себя распрекрасно, и смотаться до штаба фронта ему было за отдых по сравнению с дневной разведкой. А если кому придет в голову еще разок отправить Тяпу к черту в зубы – извините, нету лейтенанта Тяглова, убыл на спецзадание. Себя Тяпа не очень жалел, больше за Клёпу волновался: это ведь прямо у штурмана за спиной отвалился хвост, довольно с него сильных впечатлений. Пускай остается в полку, берет баян и разучивает «Амурские волны». А Тяпа слетает недалеко, потом скажет комэску, что выдохся: Жукова возить – это вам не хухры-мухры. Комэск – мужик отличный, все поймет, тогда они Матвиенку помянут, и больше их никуда не пошлют.
То есть со своей точки зрения Тяпа удачу больше не испытывал, а напротив, давал ей роздых на ближайший отрезок времени.
Тяпа всегда действовал очень расчетливо и глядел далеко вперед, принимая во внимание помимо метеоусловий, аэродинамики и баллистики еще психологию, физиологию и даже иногда зоологию – это когда надо было подбросить дохлую ворону капитану Ворону. Не родись Тяпа одаренным тактиком, он бы давно угробился: немцы-то спят и видят, как бы его ухлопать. Но Тяпа – голова. Во всяком случае, он так о себе думал, и все остальные так думали, иногда даже замполит и комполка. Иного мнения придерживался один только капитан Ворон; благодаря чтению доносов он знал о Тяпе куда больше других и подозревал, что маленький лейтенант просто дьявольски отважный и везучий сукин сын, образцовый комсомолец из книжек про гражданскую войну, но рано или поздно допрыгается. У Ворона свой парень погиб в сорок первом под Москвой, на истребителе, ну в точности такой же парень, и когда суровый капитан видел Тяпу поблизости, ему хотелось то обнять его, то пристрелить – одним словом не выразишь. Скорее все-таки обнять. А еще скорее – нещадно выпороть до поросячьего визга. Чтобы прекратил искушать судьбу.