Значит, это был тот самый Бразийяк, о котором с восхищением говорил ей Рафаэль Маль?
У него был вид хворого мальчишки.
Леа уселась на террасе недалеко от него и заказала кофе. Пожилой официант в длинном белом переднике ответил, что не может предложить ей ничего теплого, потому что нет газа. Она согласилась на дрянной «дьяболо» с мятой…
За соседним столиком мужчина лет тридцати, высокий брюнет в больших очках, писал в тетради мелким аккуратным почерком. Молодой человек, хрупкий и светловолосый, сел рядом с ним.
— Привет, Клод. Уже за работой?
— Здравствуй. Что нового?
— Вчера в квартале было немало инцидентов. Немцы стреляли на улице Бюси и на бульваре Сен-Жермен.
— Есть убитые?
— Да, много. Как чувствует себя твой отец?
— Хорошо. Он в Вемаре, завтра я еду увидеться с ним.
Глухие раскаты помешали Леа продолжать следить за их разговором.
— Это военные склады, — сказал один из них.
— Они подожгли склады за Эйфелевой башней и несколько кафе. Значит, скоро конец. Коллабо бегут, как крысы. Мы не услышим больше голоса Жана Эроль-Паки, «радиожурнал» умер. Люшеры, рабате, бюкары, кусто, боннеры, иначе гестаписты, взяли курс на Германию. Только и остался, и я очень хотел бы знать, почему, — сказал Юлондин, указывая на Бразийяка.
— Может быть, из какого-то представления о чести. Я не могу больше ненавидеть его. Мне его жаль.
— Почему ты его ненавидишь?
— О, это старая история с грязной статьей о моем отце, появившейся в 1937 году.
— Я припоминаю! Она называлась «Критический возраст господина Мориака».
— Да. Низкие выпады Бразийяка глубоко задели меня, хотел разбить ему физиономию.
Леа положила деньги на столик и встала. Мужчины проводили ее взглядом.
— Красивая девушка!
— Да, очень красивая девушка!
Если бы не отдаленные взрывы военных складов, начало этого душного дня, 18 августа 1944 года, походило бы на обычное летнее утро. Все было спокойно. Немногочисленные прохожие двигались неторопливым шагом туристов. Проезжали на велосипедах улыбающиеся девушки. Группа молодых людей оживленно спорила перед церковью Сен-Жермен-де-Пре. В витрине книжного магазина продолжали желтеть несколько залежавшихся экземпляров журнала «Мартино». В скверике. около церкви старушка развертывала газетную бумагу с едой для кошек и, положив ее под деревом, звала:
— Кис-кис… идите, мои красавицы.
На площади Фюрстенберга бродяги оспаривали друг у друга последний глоток вина. На улице Сены две консьержки на пороге своих дверей не переставали обсуждать события вчерашнего дня. На перекрестке Бюси прилавки торговцев фруктами и овощами были безнадежно пусты, что не мешало безропотным покупательницам вставать в очередь. Улица Дофин была пустынна. На улице Сент-Андре-дез-Ар мальчишки гонялись друг за другом с деревяшками вместо пистолетов, прячась в подворотнях двора.