Он и пытался.
И похоже, что получалось.
Во всяком случае, глядя на округлое загорелое лицо, Гавел испытывал весьма себе серьезное огорчение.
— Я просто… извиниться за прошлое… а Маришка…
— На дальнем лугу, коз чешет, к вечеру объявится. Передать чего? — мужик толкнул калитку, и та отворилась с протяжным скрипом. Он вздохнул, пожаловавшись: — Каждую неделю петли смазываю! А они все одно… скрипят и скрипят…
— Погодите, — Гавел присел у калитки, стянул зубами перчатку и провел пальцами по мягким, лоснящимся от масла петлям. — Завидуют вам… или ей… не важно, больше скрипеть не будет.
…еще не проклятье, не темная гниловатая плесень, но розоватый пушок. Впрочем, оставь этакий, глядишь и приживется, разрастется, обернувшись чередой мелких неприятностей.
— Вы это…
— Нет, я пойду, пожалуй…
Нечего ему делать в этом дворе.
В этой жизни.
И Гавел отступил было, но остановился, обернулся, чувствуя на себе внимательный взгляд:
— Вы ей кто?
— Муж, — спокойно ответили ему. — На той неделе… я вдовый, она вдовая… хорошая женщина…
Гавел кивнул: хорошая.
И наверное, в этом свой смысл имеется… его, небось, козы боялись бы. И молоко кисло… и вообще…
— Что ж, будьте счастливы, — он протянул сверток с шелковым расписным платком. — Передайте, пожалуйста…
И Янек Тарносов, будучи человеком глубоко порядочным, подарок передаст, и втайне порадуется, что сразу к понравившейся вдовице подошел… оно, конечно, ведьмаки — люди сурьезные, важные, да только порой от сурьезности их и политесов один вред выходит…
Эржбета с подозрением смотрела на толстого господина, который от этакого внимания смущался, краснел и хватался за галстук. Галстук был по последней моде, тонким и длинным, серо-розовым. Он напоминал Эржбете мышиный хвост.
— Значит… вы хотите… — осторожно повторила она вопрос. — Издать мою книгу?
Господин кивнул и вновь дернул несчастный галстук.
— Признаться, я не рассчитывала…
— Мы полагаем, что произведение будет иметь успех среди читательниц, — господин, наконец, оставив галстук в покое, извлек из солидной кожаной папки бумаги.
Эржбета выдохнула.
И вдохнула, заставив себя досчитать до десяти, но успокоиться ей это не помогло… с другой стороны, волнение в подобной ситуации вполне естественно. Эржбета, отправляя рукопись «Полуночных объятий» господину Копорыжскому, каковой в прошлом году издал девять книг в серии «Вечная любовь», не рассчитывала на то, что книгу издадут.
Ей лишь хотелось узнать мнение…
…и вот теперь…
— Понимаю, панночка Эржбета, что сие для вас несколько неожиданно, — господин, представившийся агентом того самого пана Копорыжского, продолжающего писать о вечной любви, тоже выдохнул и перестал втягивать живот, отчего этот живот выпятился мягким шаром. — И в вашем положении занятие литературой… не одобрят… оттого мы предлагаем взять псевдоним. Если, конечно, вы заинтересованы… конечно, поначалу много мы не заплатим, но ежели книги пойдут, то…