Я сначала улыбнулась – даже в мыслях не имела ничего такого. Потом испытала неловкость: вдруг Бьёрн тоже так подумал? Может, и я действительно сглупила? Не только сейчас, а вообще? Многие думают, что артистическая тусовка – эдакий распутный мирок, обитатели которого только тем и заняты, что нюхают кокаин и развлекаются сексом по принципу кто-кого-поймает. Но люди повсюду разные – и среди левых, и среди художников. Например, я технически никогда не изменяла Олафу, хотя он того очень заслуживал! Просто у меня других дел было невпроворот, а про любовника, солидного и состоятельного, или просто дяденьку прилично старше себя, даже никогда не думала, у меня вообще скверно получается общаться с людьми стабильными и предсказуемыми. Умом-то я прекрасно понимаю, что такой человек сделает мою жизнь проще и безопаснее, никто не подкарауливал бы меня на боковых палубах, не таился в темных закутках и не любовался мною с алчностью вампира, который дождался восхода полной луны.
Я прижалась лбом к прохладной стенке, закрыла глаза, но в облаках наползающей дремы мне снова привиделись зеленые глаза с легким прищуром – глаза опасного, дикого зверя, его высокие загорелые скулы и надменно выдвинутый вперед подбородок, почти физически ощущаю, что он не спит. Андреас лежит сейчас точно так же и чувствует себя таким же бесконечно одиноким, и никакой конской сбруей и прочими эротическими ухищрениями в компании престарелых состоятельных див этого не исправить. Любовь либо есть, либо ее нет – без этого главного алхимического ингредиента секс превращается в монотонное и излишне физиологическое времяпрепровождение. Если бы невидимая ледяная стена между мною и ним вдруг растаяла, и мы оказались рядом, близко-близко, я бы смогла объяснить ему, смогла бы – наверное…
Запускаю пальцы в волосы и несколько раз встряхиваю головой, чтобы отогнать непрошеные мысли. Теперь мне точно не уснуть. Зажигаю ночник и нащупываю томик «Плохой сестренки». Дочитаю ее – и вышвырну из своей жизни все-все, что с нею связано – и мадам, и цветы, и даже Андреса с его странностями.
…Мистрис продолжала развлекать своего клиента, владельца загадочного особняка. Привязала его кожаными ремнями к высокому резному креслу, завязала глаза, поднесла к самому его уху ароматный пакет из рисовой бумаги, зашуршала им у самого его уха, насладилась смятением своей жертвы и водрузила пакет ему на голову, стянула бумажные края на шее мужчины белоснежным шелковым шарфом, постепенно лишая жертву воздуха. Она скручивала и стягивала концы шарфа до тех пор, пока совершенное мускулистое тело мужчины сотрясала сладострастная судорога, во много раз превосходящая обычный любовный экстаз.