Подозвав к себе начштаба Фомина, командир отдал короткий приказ, и уже через несколько минут рядом с ним стояла женщина, одетая, в отличие от большинства сельчан, не наспех, даже в такой момент выделяясь аккуратностью и какой-то крестьянской основательностью во всем, что делала и говорила. На вид ей было за тридцать, длинные светлые волосы падали на плечи, их прикрывал теплый шерстяной платок.
– Давай, узнавай, Татьяна, – Родимцев кивнул на четверку. – Мне их анкетные данные без надобности, дерьма-то…
Женщина подошла ближе, кто-то из партизан для удобства подсуетился с фонариком, желто-белый луч уперся в лицо первого слева. Татьяна не успела ничего сказать – где-то рядом вновь застрочил автоматный хор. Встрепенулись и люди, но Фомин сделал успокаивающий жест, объяснил командиру.
– Начальника полиции, похоже, нашли. Разведчики лично занимаются. Огрызается, сволочь.
– Долго искали, – Родимцев приблизил к глазам руку с часами на запястье. – Никак в землю зарылся, крот поганый?
– Ни в участке, ни дома его не было. Узнавали, где искать, – начальник штаба ограничился этим объяснением. – Сейчас возьмут, Савченко лично занимается.
Командир кивнул, то ли соглашаясь с Фоминым, то ли каким-то другим своим мыслям, и снова перевел взгляд на Татьяну:
– Так что тут у нас?
Женщина шагнула к полицаю, закрывавшемуся от света фонаря, схватила за кисть руки, резко рванула вниз.
– Убери! Страшно, гнида? Морду прячешь? – Она обернулась к командиру. – Завгородний, Иван Иванович. Счетоводом работал, проворовался. Теперь вот к немцам пошел как обиженный советской властью.
– Пиши, Фомин, – распорядился Родимцев.
– Не надо бумагу марать, – остановила его Татьяна, вытащила из кармана полупальто, перешитого из старой серой шинели, сложенный вдвое лист, протянула командиру. – Вот, тут все двенадцать, голубчики. Этот тоже есть, подчеркивайте нужное.
– Есть такой Завгородний, – сверился со списком Фомин.
– Сучка ты, – бросил полицай, стоявший следующим.
– Григорук Игнат Петрович, – вновь обернувшись, сказала женщина. – Дезертир, его местная, тетка Надежда, у себя в погребе прятала. Сын у нее в армии, вот и подумала, что и ему так же кто-то поможет. А этому надоело в погребе сидеть. Сам же, скотина, тетку Надежду расстрелял, доказывал новым хозяевам свою преданность.
– Расстрелял-то за что?
– Прятала красноармейца. Значит, может помогать партизанам.
Стихшие было выстрелы грянули вновь.
– Долго возятся, – поморщился Родимцев. – У него там что, крепость неприступная? Ладно, Зимина, кто тут у нас дальше…
– Авдеев Матвей Николаевич. Он нездешний, отец из раскулаченных.