Вот именно опасной! Кто бы мог усомниться в этом, увидев её изящную фигуру, когда эта женщина лежала вытянувшись на огромном ковре из медвежьей шкуры, наброшенном на диван. Она облокотилась на правую руку, положив тонко очерченный, но решительный подбородок на ладонь и устремив в пространство задумчивый взгляд больших и томных глаз, прелестных, но безжалостных, и в пристальной неподвижности этого взгляда угадывалась смутная и страшная угроза. У неё было красивое лицо – лицо невинного ребёнка, и всё же природа пометила его неким тайным знаком, придав ему неуловимое выражение, говорившее, что под прелестной внешностью скрывается дьявол. Недаром было замечено, что от неё шарахаются собаки, а дети с криком убегают, когда она хочет приласкать их. Есть инстинкты, которые глубже нашего разума.
В тот конкретный день она была чем-то сильно взволнована. В руке она держала письмо, которое читала и перечитывала, слегка наморщив тонкие бровки и мрачно поджав очаровательные губки. Вдруг она вздрогнула, и тень страха, пробежавшая по её лицу, стёрла с него угрожающе-кошачье выражение. Вот она приподнялась, продолжая опираться на локоть, и впилась напряжённым взглядом в дверь. Она внимательно прислушивалась – прислушивалась к чему-то такому, чего страшилась. Потом на её выразительном лице заиграла улыбка облегчения. Но мгновение спустя она с выражением ужаса сунула письмо за лиф платья. Едва она спрятала письмо, как дверь распахнулась и на пороге возникла фигура молодого мужчины. Это был её муж Арчи Мейсон – человек, которого она любила, ради которого пожертвовала своей европейской славой и в котором видела теперь единственное препятствие новому и пленительному приключению.
Американец, мужчина лет тридцати, чисто выбритый, загорелый, атлетически сложённый, в безупречно сшитом костюме узкого покроя, подчёркивающем его идеальную фигуру, остановился в дверях. Он скрестил руки на груди и с окаменевшим красивым лицом-маской, на котором жили одни лишь глаза, посмотрел на жену пронзительным, испытующим взором. Она по-прежнему лежала, опершись на локоть, но её глаза глядели прямо ему в глаза. Что-то жуткое было в этом безмолвном поединке взглядов. В каждом были заключены и немой вопрос, и ожидание рокового ответа. Его взгляд, похоже, вопрошал: «Что ты замышляешь?» Её – как будто бы говорил: «Что тебе известно?» Наконец Мейсон подошёл, сел на медвежью шкуру рядом с ней и, осторожно взяв двумя пальцами её нежное ушко, повернул её лицом в свою сторону.
– Люсиль, – сказал он. – Ты хочешь отравить меня?