Вдали виднелась горная гряда с одинокой вершиной: она была окутана гирляндой облаков, озарённой пурпурным отблеском заката.
– Это Ингльборо, – промолвил мой спутник, указывая бичом на вершину, – а вот и равнины Йоркшира. Во всей Англии это самые пустынные и дикие места. Но они рождают отличных людей. Неопытное ополчение, вдребезги разбившее в День штандарта шотландское рыцарство, состояло из уроженцев именно этой части страны. А теперь, старина, вылезай и открывай ворота.
Перед нами была поросшая мхом стена, тянувшаяся параллельно дороге, с железными полуразрушенными воротами, снабжёнными двумя столбами, которые были украшены высеченными из камня изображениями, вероятно, какого-нибудь геральдического животного; говорю «вероятно», потому что ветер и дождь сильно попортили камень. Сбоку высился разрушенный временем коттедж, в былые дни служивший, должно быть, жилищем для привратника.
Я открыл ворота, и мы вступили в длинную тёмную аллею, поросшую длинной густой травой и обсаженную с обеих сторон роскошным дубняком, ветки которого, сплетаясь над нашими головами, образовали живой свод такой густоты, что сумерки дня превратились здесь в полную тьму.
– Боюсь, что наша аллея не очень-то тебе понравится, – смеясь, сказал Терстон. – Но у моего старика есть мания: давать полную волю природе. А вот и Данкельтуэйт.
При этих словах моего приятеля мы свернули на повороте, отмеченном огромнейшим дубом, и очутились перед невероятных размеров зданием квадратной формы. Нижний этаж был в тени, но верхний ряд окон освещался кровавым отблеском заката.
Навстречу нам выбежал слуга в ливрее, поспешивший взять лошадь под уздцы, как только экипаж остановился.
– Можете отвести её в конюшню, Джулиус, – произнёс мой приятель, когда мы вышли из экипажа. – Гуго, позволь представить тебя моему дяде Джереми.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – раздался чей-то дрожащий, надтреснутый голос.
Подняв глаза, я увидал человека небольшого роста, с красным лицом, поджидавшего нас на пороге, с куском материи, обмотанным вокруг головы, как на портретах Попа[102] и других знаменитостей XVIII столетия.
Ноги его были обуты в пару огромнейших туфель. Эти туфли были так неподходящи к его худым, как спички, ногам, что ему приходилось волочить ноги, чтобы не растерять при ходьбе свою чудовищную обувь.
– Вы наверняка страшно устали, сэр, да и промёрзли тоже, – странным, отрывистым тоном промолвил он, пожимая мне руку. – Мы должны показать вам всю мощь нашего гостеприимства, ей-ей, должны, сэр. Это гостеприимство – одна из добродетелей былых дней, которая ещё хранится нами в наш практический век. Не угодно ли выслушать: