Темнота быстро заполняла ущелье. И еще до установления полной темноты старший лейтенант поверх стены положил два автомата и включил тактические фонари. Они просвечивали все ущелье насквозь до самого выхода.
– Уходим. Поближе к деньгам… – дал команду командир взвода. – Вот-вот бандиты фонари обстреляют, а потом и сами двинутся.
В темноте передвигаться было несравненно труднее, чем в светлое время суток, тем не менее на верхнюю линию своей обороны спецназовцы поднялись без проблем и торопливо прошли ее до конца. И как раз в этот момент началась стрельба короткими очередями. Один за другим погасли оба фонаря. Правда, разбитым оказался, видимо, только один, а второй упал с камня вместе с автоматом и продолжал светить за стеной.
Начался подъем. И хотя возможность подъема на «банковскую площадку» в темноте даже обсуждалась раньше, никто не думал, что он окажется настолько трудным. Где-то на открытом месте ночь не выглядела такой густой и вязкой. А на подъеме, где с двух сторон падает тень от каменных стен, вообще не было видно, за что можно рукой ухватиться. Помогала только профессиональная автоматическая память. Однажды прошли этим маршрутом, значит, что-то запомнили, и руки автоматически находили то, за что цеплялись раньше. Но все же сорваться можно было легко. Младший сержант Вацземниекс вытащил из большого кармана своей «разгрузки» моток толстой бечевки. Конечно, это была не веревка, она едва ли смогла бы удержать кого-то, кто сорвался бы, но помочь при подъеме могла. И младший сержант, идущий первым как самый здоровый из всех, размотал бечевку и спустил конец, чтобы идущие следом могли ухватиться рукой и обрести хотя бы какую-то, пусть и незначительную, поддержку. Замыкал движение ефрейтор Жулудков, тоже меньше других пострадавший при обороне. Он поддерживал и подсаживал идущего перед ним старшего лейтенанта Старицына.
И все же командир взвода сорвался. Вернее, сорвались одновременно обе его ноги, а сам Владислав Григорьевич остался висеть на одной здоровой руке. Это увидел только ефрейтор Жулудков, который подался вперед, руку протянул, ухватил старшего лейтенанта за «разгрузку» в районе пояса и просто прижал к скале, не зная, в какую сторону тому лучше подаваться телом.
Долго ли левая рука могла выдержать вес мощного тела старшего лейтенанта, было непонятно. Но Владислав Григорьевич сам когда-то показывал своим солдатам упражнение на турнике, когда он подтягивался одной рукой. Правда, при этом вторая рука цеплялась за первую в районе запястья и как-то помогала. Но сейчас не было турника, не было возможности ухватиться второй рукой за первую. Кроме того, на турнике, если не получалось подтянуться, можно было просто спрыгнуть, а здесь никуда не спрыгнешь. Жулудков перебрался выше, хотя раньше держался прямо под командиром, но и сейчас, сорвавшись, тот мог ефрейтора увлечь за собой. Высота была небольшая, метра три всего, но нельзя забывать, что старший лейтенант ранен, ослаблен, а внизу не ровная площадка, а скопление камней, каменная стенка-бруствер, недавно еще спасительная, а теперь смертельно-опасная. При этом нельзя было издать ни звука, потому что вот-вот совсем рядом должны были пройти бандиты. И как раз, когда Владислав Григорьевич начал чувствовать, что долго так не провисит и нужно что-то предпринимать, иначе пальцы руки устанут, перестанут цепляться, и тогда падение будет неизбежным, снизу донесся легкий шум. Бандиты пошли в новую, может быть, последнюю для всех атаку.